Зов серебра

Кошка пришла, когда Гордей уже не кричал, а лишь сдавленно сипел. Обыкновенная трехцветная кошка со свалявшейся в колтуны шерстью. Они так удивились, что даже не сразу поняли, откуда она взялась. А кошка прыгнула Гордею на грудь, заурчала утробно и одновременно успокаивающе, и случилось чудо, Гордей затих, обхватил кошку обеими руками так, как раньше обхватывал своего одноглазого медведя, прижал к себе. Кошка не сопротивлялась, не пыталась вырваться, только урчать стала, кажется, еще громче. Как-то так вышло, что у нее получилось то, что не выходило у Евы с Ромкой. Им оставалось лишь перетащить уснувшего Гордея на кровать. Они тащили, а кошка наблюдала, никуда не уходила. И от оставшегося с ужина куска вареной колбасы она не отказалась, а потом позволила себя погладить. Сначала Еве, а следом и Ромке. Они гладили приблудную трехцветную кошку и чувствовали, как уходит страх, как становится легче дышать и приближающееся утро уже не кажется таким неминуемо ужасным.

Утром кошка ушла. Ромка нашел в закутке за перегородкой лаз, через который она пробралась в их камеру. Лаз был узкий, размером в один кирпич. В такой только кошка и сможет пролезть, а у Ромки получилось лишь просунуть в эту дыру руку, но он все равно обрадовался.

– Мы его расширим, – сказал он решительно.

– Чем? – спросила Ева растерянно. У них теперь не было даже ложек.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он, осматривая их камеру.

– Они идут, – предупредил Гордей, не открывая глаз. Оказывается, он проснулся, а они даже не заметили. – Я слышу их шаги.

Ева прислушалась, но так ничего и не услышала. Наверное, Гордею почудилось, ему в последнее время чудилось разное. Ромка говорил, что, наверное, это какая-то инфекция, что-то с мозгом. Но Гордею не почудилось, через несколько минут мучительного ожидания лязгнул замок, и Ева затаила дыхание.

Когда-то, еще в прошлой счастливой жизни, Ева смотрела кино про войну. Там были фашисты и партизаны, партизан допрашивали и пытали. Ромку не допрашивали, его просто пытали. Сначала он кричал, и Ева кричала вместе с ним, потом, когда сил на крик не осталось, он просто тихо рычал, совсем по-звериному. А Ева сидела, вжавшись спиной в ледяную стену, зажав уши ладонями. Она пришла в себя, лишь когда в глаза ей ударил свет медицинского фонарика, попыталась закрыться, но доктор не позволил.

– Тихо, – сказал почти ласково. – Дай-ка я посмотрю.

Наверное, ему не понравилось увиденное, потому что он нахмурился, крепко, до боли, сжал Евин подбородок.

– Это совсем никуда не годится, – бросил через плечо человеку-привидению. – Она отзывается слишком медленно. Нам нужно ускориться.

Он сидел, разглядывал Еву, как диковинную зверушку, задумчиво почесывал кончик носа.

– Твоя кровь, Евдокия, моя маленькая принцесса, особенно ценна. Понимаешь ты это?

Она не понимала. Ей было так страшно, что она боялась даже дышать.

– Но ее слишком мало. И если, допустим, тебе что-нибудь сломать…

Ева испуганно всхлипнула.

– И если тебе что-нибудь сломать, – продолжил этот страшный человек, – ты будешь восстанавливаться гораздо дольше, чем твой дружок. У него несколько иная физиология, не совсем человеческая.

– Не надо… – прошептала Ева. – Пожалуйста, не надо!

– Не бойся, Евдокия, моя маленькая принцесса. – Он погладил ее по голове. – Я придумал для тебя кое-что другое!

Он сдернул Еву с кровати, поволок к двери. Она кричала и сопротивлялась. Она видела, как в бессильной ярости метался привязанный к кровати Ромка и как внимательно наблюдал за происходящим Гордей. Она все видела и все запоминала, словно смотрела то самое кино про фашистов и партизана…

Ее волокли по узкому темному туннелю, и эхо от ее крика катилось впереди, отражалось от каменных стен, дробилось на множество мелких осколков. А когда она упала, сумасшедший доктор просто перекинул ее через плечо, как тряпичную куклу. Шли долго. Так долго, что Ева успела промерзнуть до костей. Здесь, в подземелье, было еще холоднее, чем в их камере. И темнее. И страшнее…

– Вот мы и пришли. – Доктор аккуратно поставил Еву на землю и так же аккуратно придерживал за плечи, чтобы она не упала.

Они оказались в пещере, подземной пещере с круглым озером в центре. На берегу стояла статуя женщины. Женщина всматривалась в свое отражение в воде, люди ее не интересовали.

– Ты умеешь плавать, Евдокия? – спросил доктор, внимательно всматриваясь в Евино лицо.

– Нет. – Она не умела плавать. Она даже думать боялась, что придется плавать…

– Это хорошо. – Из старого рюкзака он достал моток веревки, швырнул на каменный пол, велел: – Раздевайся!

Ева думала, что не будет в ее жизни ничего страшнее того, что она уже видела и пережила. Оказалось, она ошибалась. Страшное только начиналось. Сумасшедший доктор не стал ни уговаривать, ни дожидаться, он просто отвесил ей пару затрещин и силой сорвал с нее одежду. В колготках и майке стало еще холоднее, так холодно, что зубы отбивали барабанную дробь, не переставая. А сумасшедший доктор уже обвязывал Еву веревкой вокруг талии, проверял крепость получившегося узла.