Зов пустоты

– Когда вы, воины Аллаха, посеете ужас в телах и душах неверных, я стану лучником, что вонзит стрелу прямо в сердце врага. А теперь, братья, преклоним вместе колени во имя нашего общего дела.

Муса охотно согласился. Абель словно в чем-то сомневался. Он несколько раз поджимал губы, будто не мог решиться.

– Вы думаете, у нас все получится? – наконец выпалил он.

Джинн одарил его своей змеиной улыбкой – льстивой, гипнотизирующей.

– Конечно, друг мой. У нас все получится, и куда лучше, чем у множества наших предшественников. Более того, мы откроем путь сотням последователей. Наше дело велико, мы обязаны действовать, чтобы его поддерживать. Раньше было одиннадцатое сентября, теперь будем мы. Образец, источник вдохновения, больше того – необходимость, которая подтолкнет толпы наших нерешительных братьев. Сложное, символичное деяние ободрит сотни «одиноких волков», как они сами себя называют, и их бесконечные, постоянные удары посеют великий, вечный страх. За это нас будут прославлять до скончания веков.

Юноши обняли друг друга за плечи, возбужденные словами и тоном Джинна. Он с улыбкой наблюдал за ними. Затем Муса указал на угол мастерской:

– Мы будем счастливы помолиться вместе с вами.

Джинн взглянул на часы. По его собственным меркам, он был здесь уже слишком давно, но юноша настаивал, и он согласился. Они виделись в этом мире в последний раз, он вполне мог позволить себе насладиться этим моментом. К тому же им следовало возблагодарить Бога за Его милосердие, пообещать Ему, что скоро все они будут рядом с Ним.

Они прославят Его имя, Его величие словами, начертанными кровью.

Его имя столь прекрасно, что для его прославления не хватит крови во всей стране.

61

Ночь издевалась над нею, норовила вырвать из рук тонкую нитку сна, чуть только Лудивине удавалось ее ухватить. Нить скользила сквозь пальцы, и Лудивина в своей голове все бежала и бежала вперед, пытаясь ее поймать.

Шли часы, и вот уже за окном медленно зашевелился рассвет. Окончилась бессонная ночь.

«Черная ночь».

Под цвет мыслей.

– Не можешь заснуть? – прошептал Марк, лежавший с открытыми глазами.

– Прости, я слишком много верчусь?

Он сжал губы, словно показывая, что это не имеет никакого значения.

– Не думаю, что я смогла бы делать твою работу, – тихо призналась она. – Это постоянное давление…

– К нему привыкаешь.

– Не знаю… Едва я отвлекаюсь, едва думаю отдохнуть от работы, как чувствую вину. Я словно пытаюсь убежать от самой себя… Если эти ненормальные начнут действовать, если погибнут люди, я никогда себе этого не прощу.

– Ты за свою карьеру уже выслеживала разных уродов, и они совершали убийства, пока ты их искала. Ты смирилась. Это не твоя вина, хотя ты, конечно же, можешь упрекать себя в том, что действовала недостаточно быстро и не успела им помешать. Но ты все равно их искала и однажды сумела остановить. Я часто думаю о том, сколько жизней не сумел спасти. В такие минуты я пытаюсь представить себе, сколько других жизней я все же спас. Это нелегко, но такова моя роль. Для защиты общества нужны люди вроде нас с тобой.

Лудивина знала, что он прав. Она и сама считала себя защитницей от Зла, трудившейся, пока простые смертные жили обычной жизнью, даже не подозревая о том, что ходят по краю пропасти.

Она повернулась, уставилась в потолок.

– Мои безумцы мне нравятся больше, чем твои. Я их лучше понимаю.