Зов пустоты

– Фиссум по собственной воле пошел за убийцей, он не сопротивлялся, а Бриссон позволил ему помолиться перед смертью. Он его уважал. Фиссум пожертвовал собой, чтобы не раскрыть какую-то тайну. Уверяю тебя, Фиссум и есть тот самый «он», о котором говорил Бриссон. Это Фиссум велел ему вершить догму. Стать смертником, чтобы не оставить никаких следов. Понимаешь, к чему я веду?

– Они кого-то защищают.

– Да, кого-то, кто, по их мнению, совершит нечто крупномасштабное. Общение между джихадистами не случайно пошло гораздо интенсивнее в момент, когда познакомились Брак и Фиссум. Имам дал Браку какое-то задание, а когда оно было выполнено, велел Бриссону убить его, затем себя, а затем самому совершить самопожертвование. Какую функцию все они выполняли?

– Фиссум – вербовщик, Бриссон – убийца, а Брак… – Лудивина показала жестом, что у нее нет никаких вариантов.

– Посредник! – дополнил Марк. – У Фиссума были свои люди, но он – из-за паранойи, из осторожности или потому, что заметил слежку, – не мог лично общаться с ними, иначе мы бы их засекли. Поэтому он обратился к услугам посредника, и тот их предупредил. Этим посредником был Лоран Брак.

– О боже мой… – выдохнула девушка, вдруг полностью осознав, что все это значит.

– Это боевая группа, Лудивина. Они создали боевую группу, а затем сожгли все мосты, которые могли бы нас к ней вывести. Понимаешь, что это значит?

– Они перешли к финальному этапу своего плана.

Марк с тоской кивнул:

– Скоро они начнут действовать.

44

Абдалла Авад аль-Казим.

Одно его имя уже звучало как стихи.

Если отец научил Джинна думать, а мать научила любить, Абдалла Авад аль-Казим научил его ненавидеть.

Они познакомились в медресе, духовной школе, в Египте, куда Джинн приехал на рабочую встречу. Аль-Казим сразу же заметил ум и потенциал этого необычного чужестранца с сомнительными знакомыми и пригласил его на чай со сладостями в небольшую комнатку в задней части медресе. Аль-Казим был улемом – богословом, получившим образование в престижном мусульманском университете Аль-Ажар, в Каире. Он говорил медленно, длинными, пьяняще-сложными предложениями, словно мало-помалу опутывал каллиграфией звуков, которые, подобно кольцам боа, сжимались, оставляя его собеседника в полной власти его слов. Его борода внушала уважение, его искренний, пронзительный взгляд сквозь небольшие круглые стекла очков – беспрекословное подчинение.

Он заворожил Джинна в первый же миг. И он сам, и его слова. Аль-Казим знал и мир, и Коран: никто лучше старого улема не умел объяснить первый в свете второго. В те времена Джинн уже порядком устал от бесконечных разъездов, от однообразия, с которым ему хотелось покончить. Его тело работало, дух следовал по накатанному пути, но сердце, душа томились без дела. В первую же встречу аль-Казим сумел их пробудить. Он говорил с душой Джинна. С тем, кем он был на самом деле. Не с человеком определенных убеждений, но с тем, что определяло весь его путь, его сущность: с его арабо-мусульманскими корнями.