Джонстон не двигался, стоя спиной к Мэтью и глядя на дверь. Возможно, лиса с трепетом ощутила дыхание настигающих гончих, уже готовых разорвать ее на куски.
— Видишь ли, Алан, — продолжил Бидвелл, — я вскрыл письмо, которое Мэтью оставил для судьи. Я его прочел… и озадачился, с чего бы одержимому демонами юнцу тревожиться за мою жизнь. Это при всех оскорблениях и насмешках, которые он от меня претерпел. И я подумал… не стоит ли мне вместе с мистером Уинстоном съездить в Чарльз-Таун и найти труппу «Красный бык»? Оказалось, что они разбили лагерь к югу от города. Я отыскал мистера Смайта и задал ему вопросы, упомянутые в этом письме.
Джонстон по-прежнему не двигался. Даже не шелохнулся.
— Сядь, — приказал ему Бидвелл, — как бы там тебя ни звали, негодяй чертов!
Глава сорок вторая
Тут Мэтью и остальные стали свидетелями преображения.
Вместо того чтобы испуганно съежиться под этим грозным окриком или пасть под ударом железного кулака правды, Алан Джонстон медленно выпрямил спину. За секунду-другую он как будто подрос на пару дюймов. Одновременно расправились плечи, натягивая материю темно-синего сюртука, словно этот человек до сих пор скрывал не только свою истинную сущность, но и свои реальные габариты.
Когда он снова повернулся к Мэтью, это движение было неторопливым и плавным. Джонстон улыбался, хотя нанесенный удар не прошел бесследно: его лицо блестело от испарины, а глубоко запавшие глаза потускнели.
— Господа, — произнес он, — дражайшие сэры! Я должен сознаться в том… что не учился в Оксфорде. Мне стыдно за этот обман. Очень стыдно. На самом деле я получил образование в маленькой школе в Уэльсе. Будучи… сыном простого шахтера, я уже в юном возрасте понял, что на пути к успеху определенные двери всегда будут захлопываться перед моим носом, если только я не постараюсь скрыть… э-э… малопочтенные и неприглядные подробности своего происхождения. Потому я и сочинил…
— …Ложь вроде той, какую вы сочиняете прямо сейчас, — оборвал его Мэтью. — Или вы уже просто не способны говорить правду?
Рот Джонстона, готовый выдать очередную порцию вранья, медленно закрылся. Улыбка исчезла, лицо сделалось мрачным, как серый гранит.
— Видимо, этот человек так долго жил во лжи, что ложь стала для него привычной, как одежда, а без нее он почувствует себя оголенным перед всем миром, — сказал Мэтью. — Интересно, откуда вы так много знаете об Оксфорде? Может, вы действительно там побывали во время последней поездки в Англию — на всякий случай, чтобы иметь живое представление об этом месте? Всегда полезно дополнить текст пьесы несколькими живыми деталями, верно? А эта история с вашим клубом! — Мэтью покачал головой и прищелкнул языком. — Эти «Рёскины» вообще когда-нибудь существовали или вы сами придумали название? Знаете, а ведь я мог бы вас разоблачить еще тем вечером. Когда судья говорил о девизе своего клуба, он произнес его на латыни, полагая, что его оксфордский собрат не нуждается в переводе. Но вы произнесли девиз этих ваших «Рёскиных» по-английски. Вам известно хоть одно студенческое братство, у которого девиз был бы на английском вместо латыни? Скажите, этот девиз вы придумали с ходу?
Джонстон рассмеялся. Однако смех этот прорывался сквозь крепко стиснутые зубы и потому вышел скорее зловещим, нежели веселым.
— А эта женщина, сыгравшая роль вашей супруги, — кто она? Какая-нибудь полоумная дамочка из Чарльз-Тауна? Нет-нет, вам нужна была женщина, которую вы могли бы — или хотя бы рассчитывали — держать в узде. Может, это была простая шлюха, которой вы посулили щедрое вознаграждение?
Смех начал угасать и наконец прекратился, но Джонстон продолжал ухмыляться. При этом его лицо, — на котором кожа туго обтянула кости, а глаза тлели угольками в глубине глазниц, — выглядело как настоящая сатанинская маска.
— Думаю, вы быстренько разделались с этой женщиной, как только выехали за пределы города, — предположил Мэтью. — Она и впрямь поверила, что вы собираетесь вернуть ее в уютное голубиное гнездышко?
Джонстон вдруг развернулся и поспешно захромал к выходу, тем самым подтверждая, что коленный бандаж действительно сковывал движения и способствовал имитации хромоты.
— Мистер Грин, — позвал Мэтью, не напрягая голоса.
И тотчас дверной проем перекрыла фигура рыжебородого великана с пистолетом в опущенной руке.
— Этот пистолет заряжен, будьте уверены, сэр, — сказал Мэтью. — Я ни секунды не сомневался в вашей готовности прибегнуть к насилию и убийству и принял необходимые меры предосторожности. Будьте любезны сесть на свое место.
Джонстон не ответил. Тогда заговорил Грин:
— Вам лучше бы послушаться мистера Корбетта.
Он говорил с присвистом из-за дырки на месте выбитого переднего зуба.
— Что ж, хорошо! — Джонстон с театральной эффектностью (и все с той же ухмылкой, похожей на оскал черепа) повернулся к своему истязателю. — Раз уж я под арестом, так и быть, присяду и послушаю эти бредни! Только знайте, что вы все околдованы! Каждый из вас!
Он подошел к расставленным полукругом стульям и занял позицию перед ними, как бы выйдя на авансцену.