Зов ночной птицы

Но ведь когда-то он исхитрился выжить в гавани Манхэттена, четыре месяца сражаясь за жалкие крохи еды, воруя и копаясь в мусоре трущобных дебрей. Он перенес все тяготы и лишения, потому что иначе было нельзя. То же касалось и пешего перехода с магистром от трактира Шоукомба до города — под дождем через лес по раскисшей земле. Он заставлял судью идти вперед, когда Вудворд уже хотел все бросить и сесть в жидкую грязь. Мэтью сделал это, потому что иначе было нельзя.

Двое детей добрались почти до самой Флориды. Они прошли бы весь путь, если бы брат не сломал ногу.

Значит, это возможно. Это просто не может быть невозможным. Таков единственный ответ.

Но оставался вопрос, который никак не шел из головы и не давал уснуть: «Что же такое я затеял?»

Он перевернулся на бок и принял позу младенца в материнской утробе перед тем, как он будет извергнут оттуда в суровую реальность этой жизни. Он был напуган до мозга тех самых костей, которым миссис Неттлз предрекла участь быть разгрызенными в звериной берлоге. Он был напуган, и горячие слезы страха жгли глаза, но он смахивал их до того, как они потекут по щекам. Он не был заступником, не был следопытом, не был рыбаком.

Но он, видит Бог, умел выживать и должен был сделать так, чтобы выжила и Рейчел.

Он сможет. Сможет. Сможет. Сможет. Сможет.

Мэтью повторил это сотню раз, но восход солнца и крик первого петуха застали его не менее испуганным, чем он был в безжалостной темноте.

Глава тридцать шестая

— Что с тобой? Скажи мне честно.

Мэтью смотрел из открытого окна в спальне судьи на залитые солнцем крыши и на блики, играющие в голубой воде озера. Была уже вторая половина дня, и в отдалении очередной фургон выезжал за городские ворота. С утра Мэтью наблюдал почти беспрерывное отбытие фургонов и воловьих упряжек, под скрип колес и топот копыт поднимавших желтое пылевое марево, которое не успевало рассеиваться и застилало ворота, как несмываемое позорное пятно. Роберт Бидвелл являл собой печальное зрелище: в пыльном парике, с не заправленной в штаны рубашкой, он стоял посреди улицы Гармонии, умоляя жителей не покидать город. В конечном счете Уинстон и Джонстон отвели его в таверну Ван Ганди, хотя по воскресеньям та обычно была закрыта. Впрочем, сам Ван Ганди еще ранее собрал вещички — включая свою гадкозвучную лютню — и покинул Фаунт-Ройал. Мэтью предположил, что в таверне осталось некоторое количество пойла, которым Бидвелл попытается залить свое горе в предчувствии катастрофы.

На взгляд Мэтью, после рассвета отсюда уехали никак не менее шестидесяти человек. Конечно, ближе к середине дня число отъезжающих сократилось из опасения провести ночь в лесу между Фаунт-Ройалом и Чарльз-Тауном, однако находились и те, кто предпочитал риск ночного путешествия перспективе провести еще одну ночь в этом ведьмовском притоне. А завтра с восходом солнца следовало ожидать нового потока беглецов, даже несмотря на предстоящую в это утро казнь Рейчел, ибо хитроумно составленное заявление на двери Ланкастера давало понять, что любой из ваших соседей может быть тайным слугой Сатаны.

В это воскресенье церковь стояла пустой, зато лагерь Исхода Иерусалима заполнился перепуганными горожанами. Нынче пастырь наверняка рассчитывал сорвать жирный куш. Его трубный глас вздымался и опадал подобно штормовым волнам, и вместе с ним вздымались и опадали истошные вопли и визг захлебывающейся от ужаса паствы.

— Мэтью, что с тобой такое? — вновь спросил с постели Вудворд.

— Просто задумался, — сказал Мэтью. — О том, что… даже при ярком солнце и чистом голубом небе… этот день слишком мрачен и хмур.

С этими словами он затворил ставни, которые открыл всего-то пару минут назад, и вернулся на стул рядом с кроватью больного.

— В городе что-то… — Все еще слабый голос Вудворда сорвался. Его снова мучили боли в горле и в костях, но он не хотел накануне казни ведьмы заводить разговор еще и об этих беспокоящих симптомах. — В городе что-то происходит? У меня заложены уши, но… кажется, я слышал скрип колес… и какой-то галдеж.

— Некоторые жители решили уехать из города, — пояснил Мэтью намеренно небрежным тоном. — Подозреваю, что это связано с предстоящим сожжением. Вышла неприятная сцена, когда мистер Бидвелл встал посреди улицы и попытался их отговорить.

— Ему это удалось?

— Нет, сэр.

— А-а-а. Бедняга. Я ему сочувствую, Мэтью. — Вудворд откинулся на подушку. — Он сделал все, что было в его силах… но Дьявол также сил не пожалел.

— Да, сэр, согласен с вами.

Вудворд повернул голову, чтобы лучше видеть лицо своего секретаря.

— Я знаю, у нас были разногласия… в последнее время. Сожалею о резких словах, которые были произнесены.

— Как и я.

— Я также понимаю… твои чувства сейчас. Уныние и отчаяние. Потому что ты продолжаешь верить в ее невиновность. Я прав?

— Да, сэр.

— Могу ли я… сказать или сделать что-то способное тебя переубедить?

Мэтью слабо улыбнулся:

— А я могу ли переубедить вас, что-то сказав или сделав?

— Нет, — твердо сказал Вудворд. — И я боюсь, что… мы никогда не сойдемся во мнении на сей счет.

Он страдальчески вздохнул.