Зов ночной птицы

Как не было и доказательств того, что свидетели в действительности лишь подверглись внушению и что не Рейчел, а кто-то другой изготовил и спрятал в ее доме колдовских кукол.

Как не было и доказательств того, что два — или более — чрезвычайно ловких притворщика сочли Рейчел самой подходящей кандидаткой на роль ведьмы.

И конечно, он не мог доказать, что под именем Линча скрывался Ланкастер, который был убит своим сообщником, и что вовсе не Сатана оставил кровавую надпись на двери.

Сейчас он и впрямь был близок к тому, чтобы расплакаться от бессилия. Он знал все — или почти все — о том, как это было сделано; он был уверен, что знает мотивы преступников; он знал имя одного из них…

Но без конкретных доказательств он походил на нищего попрошайку во дворце правосудия, где ему не подадут даже самую жалкую милостыню.

По улице Усердия проехал еще один фургон: очередное семейство со своими скудными пожитками бежало прочь из города. Настали последние дни Фаунт-Ройала.

И Мэтью отчетливо понимал, что истекают последние часы Рейчел, которую непременно сожгут утром в понедельник, и лишь он один до конца своей жизни — этой пустой и никчемной жизни — будет знать всю правду о случившемся.

Хотя нет. Еще кое-кто, знающий всю правду, будет ухмыляться, наблюдая за тем, как ярится пламя и разлетается пепел, как один за другим пустеют дома, как погибает мечта. Он будет ухмыляться и думать: «Все золото, серебро и брильянты… все это теперь мое… а эти глупцы ни о чем даже не догадываются».

Впрочем, один из глупцов догадался. Но он не мог остановить ни течение времени, ни поток беглецов, покидающих Фаунт-Ройал.

Глава тридцать пятая

И вот наконец весь мир затих. По крайней мере, так показалось Мэтью. Тишина была такая, что звук собственных шагов по коридору отдавался в его ушах громом близкой канонады, а скрип рассохшейся половицы резал слух, как пронзительный человеческий вопль.

Мэтью нес в руке фонарь, а из одежды на нем была только ночная рубашка, ибо несколько часов назад он отошел ко сну. Правда, все это время он провел в ожидании и размышлениях. Но вот пришла пора действовать, и сейчас он направлялся в кабинет Бидвелла на втором этаже.

Уже наступила суббота — по оценке Мэтью, было где-то между полуночью и двумя часами. Прошедший день оказался воистину кошмарным, а от наступившего следовало ожидать не менее тяжких испытаний.

Вчера еще как минимум восемь фургонов на глазах Мэтью покинули Фаунт-Ройал. Городские ворота открывались и закрывались с регулярность, которую можно было бы счесть комичной, если бы за этим не стояла трагедия. Бидвелл весь день оставался в своей спальне. Его порознь посещали Уинстон и доктор Шилдс, а однажды до Мэтью сквозь стену донесся рев Бидвелла, столь дикий и ужасный, будто к нему нагрянули сразу все демоны Ада и выстроились вокруг его постели. Возможно, в истерзанном сознании Бидвелла так оно и было.

Днем Мэтью провел несколько часов у постели судьи, читая сборник английских пьес, дабы отвлечься от назойливых мыслей о путешествии во Флориду. Помимо всего прочего, он хотел предохранить судью от известий о событиях этого утра, которые могли сильно огорчить больного и снова ввергнуть его в лихорадочное состояние. Хотя Вудворд теперь соображал яснее и начал верить в возможность своего выздоровления, он все еще был слишком слаб и нуждался в покое. Доктор Шилдс трижды в течение дня потчевал его своим забористым снадобьем, но при этом был достаточно тактичен, чтобы не упоминать о вещах, могущих навредить душевному равновесию пациента. И лекарство всякий раз делало свое дело, отправляя судью в страну снов, подальше от суматошной и тревожной реальности.

По счастью, судья был основательно усыплен (или, скорее, одурманен) в аккурат перед тем, как за стенкой расшумелся Бидвелл. А уже вечером, когда в окутавшей Фаунт-Ройал тьме загорелись очень редкие — по сравнению со вчерашними — фонари, Мэтью попросил у миссис Неттлз колоду карт и сыграл дюжину партий в «Сорок пять»[21] с Вудвордом, который был рад этой возможности поупражнять свои размякшие мозги. За игрой Мэтью перевел разговор на «оксфордский сон» Вудворда, как бы между прочим заметив, что такие воспоминания, похоже, доставляют удовольствие и Джонстону.

— Само собой, — сказал Вудворд, глядя в свои карты. — Кто учился в Оксфорде… тот навсегда останется оксфордцем.

— Хм… — Мэтью решил дождаться конца этой партии, прежде чем снова заговорить об учителе. — Не повезло мистеру Джонстону с коленом. Врожденное уродство, надо же. Однако он неплохо справляется, верно?

Легкая улыбка промелькнула на губах судьи.

— Мэтью, Мэтью, — сказал он. — Ты никогда не остановишься?

— Простите, сэр?

— Не притворяйся. Я не настолько болен и… слаб умом, чтобы не видеть тебя насквозь. Что на этот раз не так с его коленом?

— Ничего, сэр. Просто к слову пришлось. Вы ведь лично его видели, да?

— Видел.

— Вблизи?

— Достаточно близко. Запаха я не почувствовал… из-за моего заложенного носа… но, помнится, мистер Уинстон не смог скрыть отвращения — так сильно воняла мазь на колене Джонстона.