Только теперь Мэтью догадался, как и почему здесь очутилось это гнездо. Он слышал о подобном, хотя никогда не видел своими глазами. Поговаривали об особом средстве, которое можно было купить или приготовить самостоятельно. Будучи нанесено на потолок в жилом помещении, это средство побуждало ос построить гнездо на этом месте.
— Они отпугивают прочих насекомых, да? — спросил он.
— Само собой, — произнесла Лукреция таким тоном, словно это знает каждый дурак. — Осы очень ревнивые твари. Благодаря им в этом доме нет москитов.
— По крайней мере, нет таких, которые кусали бы
Мэтью подумал, что этот званый ужин можно было бы назвать фарсом, если бы страдания всех его участников не были столь очевидными. Мать поглощала пищу, как в сомнамбулическом трансе, а дочь уже отказалась от столовых приборов, предпочитая есть руками; ее губы и подбородок блестели от свиного жира. Мэтью допил свое вино, доел последний кусочек превосходного рагу и начал подумывать об уходе, пока этой девице не вздумалось проверить, как он будет смотреться с нахлобученной на голову миской.
— Я… мне… пожалуй, пора, — сказал он.
Лукреция не произнесла ни слова, как будто ее внутренний огонь зачах, подавленный скандальным поведением дочери. Мэтью отодвинул стул и поднялся.
— Хочу поблагодарить вас за ужин и вино. И… нет нужды провожать меня до особняка, мистер Воган.
— А я и не собирался, — молвил тот, прижимая к груди бутылку рома.
— Миссис Воган, вы позволите мне… э-э… взять с собой немного этого вкуснейшего хлеба?
— Как хотите, — пробормотала она, глядя в пространство. — Забирайте хоть весь.
Мэтью так и сделал, взяв оставшуюся половину каравая.
Лукреция посмотрела на него снизу вверх. Ее взор прояснился, словно она только сейчас поняла, что гость уходит. На губах промелькнула слабая улыбка.
— Ох… мистер Корбетт… как же так? Я думала… надеялась… что после ужина… мы сыграем партию в «мушку».
— Боюсь, из меня никудышный игрок в карты.
— Но… я еще о многом хотела с вами побеседовать. В том числе о здоровье судьи. Также о положении дел в Чарльз-Тауне. О тамошних развлечениях… о балах.
— К сожалению, — сказал Мэтью, — я мало что могу вам сообщить по части развлечений и балов. Что касается положения дел в Чарльз-Тауне, то я бы назвал его… несколько менее занимательным, чем в Фаунт-Ройале. Судья по-прежнему очень болен, но доктор Шилдс применяет новое снадобье собственного изготовления.
— Вам, конечно, известно, — желчно сказала она, — что ведьма навела порчу на вашего судью. За приговор, который он вынес. Сомневаюсь, что он выживет после ведьмовского проклятья.
Мэтью почувствовал, как напряглись его лицевые мышцы.
— Я считаю иначе, мадам.
— О… я… проявила бестактность. Но я лишь повторяю то, что сегодня слышала от пастыря Иерусалима. Простите меня, это просто…
— Просто у нее язык острее ножа, — вмешалась Шериз, продолжая неопрятно есть руками. — А извиняется она, только когда сама обрежется.
Лукреция качнула головой в сторону своей дочери, этим движением напомнив Мэтью готовую к броску змею.
— Выйди-ка из-за стола и освободи нас от своего присутствия, — сказала она ледяным тоном. — Поскольку ты уже достаточно осрамила себя и всех нас, надеюсь, ты счастлива.
— Да, я счастлива. Но я еще не наелась, — заявила дочь, не трогаясь с места. — Вы знаете, что вас сюда завлекли, чтобы спасать меня?
Она бросила взгляд на Мэтью, облизывая жирные пальцы.
— Спасать от Фаунт-Ройала и здешних безмозглых селян, которых моя мать презирает. Если вы и впрямь такой умный, то уже должны были сообразить.
— Останови ее, Стюарт! — приказала Лукреция, переходя на визг. — Заткни ей рот!
Однако супруг вновь приложился к бутылке, а затем начал снимать сюртук.
— Да, это так, — сказала Шериз. — Моя мать продает им караваи и пироги, а сама желает им всем подавиться хлебными крошками. Слышали бы вы, что она говорит о них за глаза!
Мэтью всмотрелся в лицо девушки. «Вся в свою мать», — сказал о ней Стюарт. Мэтью мог бы и сам, без этой подсказки, разглядеть в ней ту же злобу и желчность. Беда еще и в том, подумал он, что Шериз Воган, судя по всему, очень умна. Например, она сразу же догадалась, что ему крайне неприятны подобные разговоры о Рейчел Ховарт.
— Я помню, где у вас выход, — сказал он миссис Воган. — Еще раз спасибо за ужин.
Он направился к двери, прихватив половину укропного каравая.
— Мистер Корбетт, подождите, пожалуйста!
Лукреция встала, продемонстрировав большое пятно от сливок на своем платье. Она все еще казалась опустошенной, словно перепалки с дочерью высасывали из нее жизненные силы.
— Пожалуйста… у меня к вам один вопрос.
— Слушаю.
— Я о волосах ведьмы. Что с ними будет?
— Ее… волосы? Простите, я вас не понимаю.
— У ведьмы… скажем так… весьма примечательные волосы. Их даже можно назвать красивыми. Будет жаль, если такие пышные и густые волосы просто сгорят на костре.
Мэтью не смог бы ответить даже при желании — настолько его поразил такой ход рассуждений.
Тем временем женщина продолжила: