— Мистер Бидвелл оказался очень любезным хозяином, — продолжил Иерусалим. — Он подробно просветил меня обо всех твоих преступлениях.
Рейчел занялась мытьем предплечий.
— Ты совершала убийства и другие гнусные вещи, — прошипел проповедник. — Столь гнусные, что я едва не задохнулся, когда все это слушал.
Что-то в голосе Иерусалима вынудило Мэтью заговорить вновь.
— Вы должны покинуть это место. Ваше присутствие здесь никому не нужно и не желательно.
— В этом я не сомневаюсь. Как я уже заметил, писарь, мне нет до тебя дела, но будь осторожен, чтобы непомерная заносчивость не ввергла тебя в пучину бедствий.
Иерусалим слегка качнул острым подбородком, как будто списывая Мэтью со счетов.
— Ведьма Ховарт, — продолжил он почти умоляюще, — меня весьма занимают мотивы твоих поступков. Не поведаешь ли, почему Дьявол питает к тебе столь сильную склонность?
— Вы наполовину чокнутый, — сказала Рейчел, не глядя в его сторону, — а в остальном — бесноватый фанатик.
— Я отнюдь не ждал, что ты падешь ниц предо мной и станешь лобызать мои ноги. Но теперь хотя бы с каменным безмолвием покончено. Мой вопрос будет таким, ведьма Ховарт: известна ли тебе власть, коей я наделен?
— Власть делать что? Корчить из себя осла?
— Нет, — ответил он невозмутимо. — Власть вызволить тебя из темницы.
— Зачем? Чтобы отвести на костер?
— Эта власть, — сказал он, — способна изгнать из твоей души Сатану и тем самым спасти тебя от сожжения.
— Вы приписываете себе полномочия, коими здесь наделен только судья Вудворд, — сказал Мэтью.
Иерусалим проигнорировал его реплику.
— Поведаю тебе одну историю, — обратился он к Рейчел. — Два года назад, в новом поселении в колонии Мэриленд, молодая вдова по имени Элеанор Пейтон очутилась в сходной ситуации. Ее бросили в тюрьму по обвинению в колдовстве и в убийстве жены соседа. Судья, который вел ее дело, был человеком воистину богобоязненным и не поддался коварным проискам Дьявола. И он вынес миссис Пейтон приговор: «Повесить за шею, пока она не умрет». Но в последнюю ночь перед пляской на виселице она покаялась мне в своих грехах и ведьмовских кознях. Она встала на колени, со всем надлежащим почтением прочла молитву Господню и попросила меня изгнать Сатану из ее души. При этом Исчадие Зла заставило ее груди набухнуть, а ее лоно увлажниться, но я обуздал эти напасти наложением рук своих. Спасение ее, однако, было делом нелегким. Той ночью случилась жесточайшая битва. Мы оба боролись изо всех сил, пока не изошли потом, жадно глотая воздух Божий. Наконец, уже перед рассветом, она запрокинула голову и издала громкий крик, по звуку которого я понял, что Сатана исходит из самых глубин ее существа.
Он прикрыл глаза, и легкая улыбка на его губах навела Мэтью на мысль, что проповеднику в эту минуту слышится тот самый крик.
Когда Иерусалим вновь поднял веки, игра света от фонаря придала его глазам красноватый оттенок.
— А поутру, — продолжил он, — я объявил, что миссис Пейтон вырвана из когтей Дьявола, и обратился к судье с просьбой выслушать ее признание до того, как подожгут костер. Я сказал, что готов свидетельствовать в пользу любой женщины, вернувшейся в лоно христианской церкви с такой пылкой страстью. В конечном счете, миссис Пейтон была изгнана из города, но она сделалась рьяной поборницей истинной веры и странствовала со мной еще несколько месяцев.
Он помолчал, склонив голову набок.
— Услышала ли ты мою историю, ведьма Ховарт?
— Думаю, этой историей вы сами себя разоблачили, — ответила Рейчел.
— Воистину — как человек, глубоко познавший женскую природу. Ваше Евино племя легко совращается с пути истинного всяческими проявлениями Зла. А уже потом вы совращаете с этого пути мужчин — и горе племени Адамову!
Рейчел завершила умывание и отодвинула в сторону ведерко. Затем подняла взгляд на проповедника:
— Похоже, вы очень много знаете о зле.
— Это так. Я изведал все его входы и выходы.
— Не сомневаюсь, что вас особенно интересуют все входы и выходы применительно к моему племени.
— Это был весьма ловкий выпад, однако цели он не достиг, — парировал Иерусалим. — В юности — да и бо́льшую часть своей жизни — я шел неверным путем. Я был вором и богохульником, якшался с бродягами и шлюхами, предавался порокам, блуду и содомии. Сказать по правде, я погубил души многих женщин всего лишь ради плотских утех. О да, ведьма Ховарт, я многое знаю о Зле.
— И вы как будто этим гордитесь, пастырь.
— Пристрастие к подобным вещам я обрел от рождения. Как говорили мне многие блудницы — а равно и почтенные вдовы, — мое мужское достоинство превосходит размерами все ими виденные. Иные признавались, что от него даже дух занимается.
— Что это за пастырство такое? — возмутился Мэтью, покрасневший от непристойного бахвальства Иерусалима. — Будьте добры удалиться, сэр!