Зов кукушки

— Их у меня грудничками забрали. Откуда мне знать, где они сейчас? У меня стоко проблем было. Не хочу тебя обманывать. Жизнь у меня была ой какая тяжелая.

И она в подробностях расписала ему свою тяжелую жизнь. В этой мрачной истории были садисты-сожители, наркотики, невежество, бесприютность, нищета и животный инстинкт выживания, который отфутболивал младенцев — те требовали навыков, коими Марлен не владела.

— Значит, вам неизвестно, где сейчас ваши сыновья? — повторил Страйк двадцать минут спустя.

— Да откуда мне знать? — Марлен накрутила себя до такой степени, что сама озлобилась. — Ей тоже было неинтересно. У нее другой брат был, белый, знаешь небось? А ее к черной родне тянуло. Токо так.

— Она задавала вопросы о своем отце?

— А как же. Я ей все без утайки рассказала. Студент был, из Африки. Жил выше этажом, вот прям тут, поблизости, на Баркинг-роуд, с двумя другими. Теперь там внизу контора букмекерская. Красавчик был — сил нет. Пару раз подсобил мне покупки дотащить.

Если верить рассказу Марлен Хигсон, их роман развивался с почти викторианской респектабельностью; со дня своего знакомства они с африканским студентом за несколько месяцев не продвинулись дальше рукопожатий.

— А коль он мне подсобил, я его потом к себе пригласила, ну чисто из благодарности. Я ведь без предрассудков. Для меня все равны. Заходите, говорю ему, на чашечку чая, вот и все. А потом, — в смутные воспоминания Марлен о чашечках и скатерках вторглась суровая реальность, — смотрю, у меня брюхо растет.

— Вы ему сказали?

— А как же. Он такой: буду, мол, помогать, ответственность беру на себя, о тебе позабочусь. Потом у него каникулы начались. Обещал вернуться, — с презрением продолжила Марлен, — а сам как в воду канул. Все они такие, скажешь, нет? И что мне было делать — в Африку бежать, его разыскивать? Да ладно, меня так просто не сломаешь. Долго не горевала — я уж с Дезом тогда встречалась. Он не возражал, что у меня ребеночек. Как Джо уехал, я к Дезу перебралась.

— Джо?

— Так его звали. Джо.

Говорила она с уверенностью, хотя Страйк и заподозрил, что это ложь, которая от частого повторения вошла в привычку.

— А фамилия как?

— Да фиг его знает. Ты прям как Лула. Двадцать с лишним лет прошло. Мумумба, — не смущаясь, выдала Марлен. — Или как-то так.

— Может, Агьемен?

— Нет, ты что!

— Овузу?

— Кому сказано, — разозлилась она. — Мумумба или вроде того.

— Не Макдональд? Не Уилсон?

— Обалдел, что ли? Откуда тебе в Африке Макдональд? Уилсон?

Страйк заключил, что знакомство с африканцем не пошло дальше имен.

— Говорите, он был студентом? Где он учился?

— В колледже, — ответила Марлен.

— В каком, не помните?

— Да на фига мне голову забивать? Сигареткой угостишь? — Она сменила тон.

— Конечно, пожалуйста.

Марлен щелкнула пластмассовой зажигалкой, с упоением затянулась и, подобрев от халявного курева, сообщила:

— При музее, что ли. Каким-то боком с музеем связано. Типа того.

— Связано с музеем?

— Во-во. Он, помню, так и говорил: «В свабодные часы я бражу по музэю».

Ее пародия превратила африканского студента в английского аристократа. Столь нелепое, бессмысленное времяпрепровождение вызвало у Марлен ухмылку.

— Может быть, вы вспомните, какой это был музей?

— Как его… Музей Англии, что ли, — сказала она и снова пришла в раздражение. — Нет, ты в точности как она. Больно я помню всякую хрень, когда стоко лет прошло!

— И после его отъезда вы с ним больше не виделись?

— Не-а, — сказала она. — Не больно хотелось. — Она глотнула пива. — Он уж, наверно, окочурился.

— Почему вы так считаете?

— Африка — она и есть Африка, — объяснила Марлен. — Может, пулю словил. Может, с голоду помер. Все может быть. Сам знаешь, какое там житье.

Страйк действительно это знал. Он помнил многолюдные улицы Найроби; вид с воздуха на тропические леса Анголы: туман над кронами деревьев, захватывающая дух красота при резком развороте «вертушки», горный водопад среди сочной зелени, а потом — женщина из племени масаи, которая сидела на каком-то ящике, кормила грудью младенца и под объективом видеокамеры Трейси отвечала на вымученные вопросы Страйка о предполагаемом изнасиловании.

— Не знаете, Лула не пыталась разыскать своего отца?

— Пыталась, — пренебрежительно бросила Мадлен.

— Каким образом?

— Через архив колледжа.

— Но если вы даже не помните, где он учился…

— Я без понятия, как она докопалась, только все равно его не нашла, не-а. Может, я имя перепутала. А она до чего настырная была: как он выглядел да где учился. Я ей и говорю: из себя высокий, худой, а ты скажи спасибо, что уши тебе достались мои — были б у тебя такие слоновьи лопухи, как у него, хрен бы тебя в модельный бизнес взяли.

— Лула рассказывала вам о своих подругах?

— А как же. Помню, была у ней эта паразитка черная, Ракель, или как там она себя величала. Присосалась к Луле как пиявка. Нехило поживилась за ее счет. И шмутье, и побрякушки, и черта в ступе. Я токо раз Луле сказала: «Мне бы пальтишко новое». Но я-то не наглею, веришь? А эта Ракель знай клянчила.

Она фыркнула и осушила кружку.

— А саму Рошель вы когда-нибудь видели?