До определённого момента они двигались по маршруту, придуманному Омилией, но потом ступили в вотчину Веделы. Это была часть дворца, в которой Омилия не бывала, потому что наследнице бывать там не полагалось.
Кухни, кладовые, комнаты прислуги… Здесь было как будто теплее, чем в просторных, пустых залах дворца, где проходила большая часть жизни Омилии. Повсюду, несмотря на поздний час, сновали люди. Повара и поварята в белых колпаках, с руками, перепачканными кровью или мукой, служанки с растрепавшимися волосами и усталыми лицами, кастелянши со звенящими связками ключей на поясе… Никто не обращал на них внимания.
Омилия осторожно, словно за это могло последовать наказание, втянула запахи кухни, чистящих средств, детства – тогда несколько раз она решалась сбежать сюда, и каждый раз обратно её возвращали с рёвом.
Приятно было чувствовать себя невидимкой, до которой никому не бывало дела. Просто одной из многих служанок – стоптанные, но ладные сапожки, шерстяной плащ. Дома, наверное, ждут родители – а может, и жених. Что она сделает перед тем, как отправится туда? Прогуляется по спящим городским улицам? Зайдёт пропустить стаканчик куда-нибудь, где шумно, весело и темно?
Она уже как будто воочию чувствовала всё это – давку, тепло, жар гудящего очага – слышала звон кружек и стаканов. И всё это причудливо смешивалось с тем, что уже было здесь – деловитость и усталость, и обрывки чужих разговоров – всего того, что было в сотни раз свободнее, веселее, удивительнее её повседневности, как будто этот хозяйственный блок был волшебной, иной страной, открывшейся ей за тайным ходом за шкафом или древним портретом…
– Куда это вы собрались? – она споткнулась, замерла, дрожа, и врезалась в Веделу, едва не сбив ту с ног.
Узкий коридор преградил высокий седой мужчина в белом колпаке, запыхавшийся от быстрого шага, раскрасневшийся, пахнущий кухней.
– Как работы навалом, так все бегут, будто крысы с тонущей лодки! На второй кухне нужна помощь. Ну-ка, марш, марш!
Омилия запаниковала – кажется, ещё миг, и она бы бросилась по коридору со всех ног – назад, назад, туда, где всё было привычно, а этот грозный человек в колпаке не посмел бы даже посмотреть ей в лицо…
– Смена наша закончилось! – буркнула Ведела, уперев руки в бока. – Мы и так отработали больше, чем надо. «Нужна помощь, нужна помощь»… Всем вечно нужна помощь… С меня хватит!
Мужчина что-то ответил, а потом снова заговорила Ведела. Омилия слушала их перепалку, не слыша, дрожа всем телом, а потом…
– Ну, а ты что? Язык проглотила? – Он обращался прямо к ней – как в дурном сне – и нужно было срочно что-то придумать. Ведела сделала было шаг, заслоняя её собой, но Омилия решилась:
– Вот ещё, язык проглотила! – Она постаралась изобразить простой выговор, подражая одной из старых нянек, что качала её в детстве на коленях, а потом однажды, когда наследница выросла, делась неизвестно куда. – Проглотишь тут его, пожалуй, когда с утра до ночи носилась, как сумасшедшая, то с тряпкой, то с тяпкой! – Это выражение она тоже слышала от няни. И – о чудо – оно подействовало, словно волшебный ключ. Мужчина в колпаке нахмурился, раскраснелся пуще прежнего – Омилия вдруг почуяла, что пахнет от него сниссом – но решимости в нём явно поубавилось.
Ведела тоже почувствовала это – и, схватив её за руку, потащила вперёд, мимо, больше не обращая внимания на бормотание, которое какое-то время неслось им вслед.
– Ладно, это было жутко, – прошептала Омилия, когда оно наконец стихло.
Ведела ничего не сказала ей, только крепче стиснула руку – служанке так хватать руку госпожи было не положено, но они уже чем дальше, тем больше уходили прочь от правил и условностей – вниз, вниз и дальше по тёмным тёплым замковым коридорам.
Отчего-то именно после встречи с мужчиной в колпаке, который преградил им путь, как страж Стужи из сказок, какими пугают детей, Омилия с замиранием сердца почувствовала: дальше всё пойдёт, как надо.
Так он и было. Вслед за Веделой она, будто в полусне, прошла все коридоры, кухни, закутки, в которых они, не дыша, пережидали смены стражи. Это почти наверняка было лишним – но кто-то из здешних стражей мог узнать Омилию, бросить ненароком слишком внимательный взгляд под капюшон, и рисковать не следовало.
Наконец – кажется, вечность блужданий по коридору спустя – они смешались с толпой служанок, стремившихся как можно скорее покинуть замок после работы. Омилия задержала дыхание, проходя мимо кастелянши, но та едва взглянула в её пропуск.
Впервые Омилия вышла из дворцового парка – не через главные ворота, не в карете, влекомой оленями.
Голова её не была покрыта тиарой и лёгким газовым покровом, без которых наследнице не полагалось появляться на людях.
Храмовые служители считали, что благословленная ими ткань защитит «драгоценное дитя» не только от взглядов – от мыслей завистников и недоброжелателей.
В детстве это смущало Омилию, ведь ей постоянно твердили, что у Химмельнов недоброжелателей не бывает.