Зов Дикой Охоты

На следующий день Тиллард рассказал ей о своём сне. И пусть одиночество и тоска по верным ей не исчезли, это напомнило Риане не только об опасности, раскрывшей над ней свои крылья. Она помнила и об обещании, которое Всадник дал ей перед её отбытием в Кемран, перед её окончательным поворотом в лоно человеческой жизни: он был рядом. Всегда.

Видеться с Морной Риана пока не могла, хоть и скучала по мудрости жрицы, хоть и отчаянно хотела просить её о помощи для менестреля. Жрецы Сотара следили за ней и за Тиллардом, и девушка боялась невольно вывести их к сокрытому чарами лесному поселению.

В обществе Илсы она больше не находила поддержки, хоть пожилая ведьма и пыталась всячески загладить свою вину. Ну а Тиллард… Видеть его тщательно скрываемую боль и быть не в силах помочь было невыносимо, тем более что отчасти она была виновата в том, что её друг потерял своё волшебство. Он сохранил свой весёлый нрав и по-прежнему обучал её магии Ши, но что-то очень важное в нём дало трещину, которую не могло исцелить ни её тепло, ни даже волшебство, которое они понемногу ткали вместе.

Надвигалась зима, и с приходом холодов всё реже удавалось отлучаться на прогулки по пустынному каменистому пляжу, и того реже – на поездки в лес. Король Вальтен составлял ей компанию, но хотя его общество приносило тепло сердцу Рианы, при нём она не могла проводить лесных ритуалов. Его сердце действительно повернулось к ней, и тем тяжелее было охранять от него тайну, тем невыносимее было не рассказать ему всё, тем сильнее хотелось закончить начатое – во многом ради него. Он верил ей, тянулся к ней, и в нём не было страха – несмотря на то что она почти выдала себя в Ночь Дикой Охоты. Риана понимала, что Вальтен заслуживал доверия, но тайну Морны раскрыть ему не могла, потому что поклялась жрице, а раньше времени рассказать о своей природе боялась. Но она дала себе обещание, что обязательно расскажет ему всё о себе, как только завершит плетение волшебной нити, прежде чем отведёт его к Древу.

Король вполне справедливо не понимал, почему Риана выбрала скрываться от него. Непонимание порождало отчуждённость, тем более что девушка не могла отдавать ему то, что предназначалось для создания её тонкой дороги жизни. Чародейство требовало от неё Силы, тепла, музыки волшебства – всего, что составляло её саму. Сейчас она не принадлежала себе и потому не могла дарить себя. Вальтену не нужно было быть магом, чтобы чувствовать, что его супруга всё это время была не здесь и не с ним. Она надеялась лишь, что эти свои чувства он не истолкует неправильно. Страх потерять его доверие гнал её даже больше, чем желание исполнить задуманное. Но чем больше она спешила, тем меньше её оставалось для чего бы то ни было – или кого бы то ни было – ещё, кроме её чародейства. Сама себе она напоминала героиню из старой сказки, давшую обет молчания, чтобы завершить спасительное колдовство.

Вся её жизнь словно замерла в ожидании чего-то важного, и как могла, королева спешила закончить. Уединиться от людей совсем она не смела, ведь приходилось участвовать в делах королевства. Вальтен продолжал вести скрытую войну, в которой каждый шаг требовал от него всех его сил, и в этой войне ему нужна была поддержка Рианы. Но каждую минуту её непреодолимо тянуло в покои, к её колдовскому рукоделию. Каждый свободный миг, каждую последнюю капельку своей Силы она вливала в своё волшебство – в дело, которое приходилось скрывать ото всех. Иногда труд казался невыносимым, особенно когда сердце поддавалось тоске и одиночеству. Но когда не оставалось уже ни радости, ни сил – оставался страх и оставалась цель. Земля печали должна была петь, рана в сердце принявшего её по-настоящему человека должна была зарасти, и волшебство должно было вернуться к её драгоценному другу.

Риана не могла спокойно ни есть, ни пить, ни общаться с прежней лёгкостью. Она была одержима своим делом и мыслью завершить его до весны – ради тех, кто был дорог ей… ради того, чтобы освободиться наконец от своего долга, исполнить до конца свою роль в этом узоре судьбы. Сама того не замечая, она всё больше отдалялась от людей, всю себя отдавая своему чародейству, угасая для тех, кто окружал её. Жизнь текла своим чередом где-то рядом, но Риана участвовала в ней всё меньше, на долгие часы запираясь в своих покоях, выплетая, выпевая дорогу к спасению мечты.

А не замечая саму себя и собственную жизнь, она тем более не могла заметить, как за её спиной понемногу прорастали семена сомнений и лжи.

XXXVIII

Вальтен не мог уснуть. Тревожные мысли вились над ним тёмными хищными птицами, не давая покоя. Он уже устал гнать их от себя – они всё равно возвращались.

Это была не первая такая ночь, когда он ждал свою королеву, а она либо приходила ближе к рассвету, усталая и безмолвная, либо не приходила вовсе. Немного не здесь… Немного не с ним…