Зов Чернобога

Старик довольно осклабился — пока все складывалось как нельзя лучше. Теперь бы отыскать кой-кого, о ком говорил Чернобог. В самом деле, хватит сидеть в лесах, когда можно потихоньку захватить и власть, и богатство. Сам то Чернобог отправился поднимать мятеж в далеких северных землях — в Ладоге, а ему, волхву Лютонегу, наказал все сделать, чтобы задержать отплытие княжьей дружины как можно дольше. Лучше бы, говорил Чернобог, чтоб дружина Вещего князя вообще пошла б на Царьград, но всякое может случиться — уж больно хитер князь. Про княжью хитрость Лютонег уж и сам знал, без старого своего дружка Чернобога, — все хуже становилось волхвам, все меньше жертв получали древние боги и, соответственно, все меньше баловали своих жрецов вниманием и помощью. Помнил Лютонег еще старые времена, когда слово волхва куда как круче княжьего было, не то что сейчас. И ведь распалил его Чернобог, поманил властью, вот и обещал Лютонег-волхв сделать для него в Киеве все, что возможно. Да ведь и заплатил Чернобог вперед щедро! Куда как щедро… Можно, конечно, было б его и кинуть, да — про то знал Лютонег — оставались еще в лесах да на заболотьях верные Чернобогу людишки-послухи. Попробуй не выполни договор — пустят стрелу, вот и конец волхву. Нет уж, с Чернобогом по-честному надо, ведь с давних пор приятели они, дружки, да и изменился Чернобог за то время, что не видал его волхв. Другим стал — осанистым, важным… И не говорил — вещал. Да так, что иногда от одного взгляда старого приятеля Лютонег аж трясся — настолько страшно было! Это ему, волхву, а что уж говорить о простых людях? Может, и выйдет что у Чернобога? Может, и возьмет власть, не сразу, постепенно, тихою сапой. Сначала на далеком севере, в Ладоге, а затем и в Киеве, и, уж само собой, в радимичских землях. Так то дали бы боги! Не жаль для такого дела и жертв, и времени собственного, и покоя. Ну, а если и не выйдет ничего, так что он, Лютонег, теряет? Да ничего… Так хоть в Киеве побывал на серебро Чернобога. Интересно, откуда у него столько? Может, и правду охотники баяли о пропавших безвестно купцах? Шли к Любечу лесом и вдруг пропали, все до одного, ни трупов не осталось, ни лошадей, ни повозок. А у Чернобога завелось лишнее серебришко. Ну, его дела. О своих теперь надобно думать, вернее — об общих. Был бы Лютонег поглупее, так сразу бы и пошел в корчму к Мечиславу-людину, как советовал ему Чернобог. Однако волхв недаром разменял шестой десяток. Многому научился, многому, — самое-то ценное в человеке ум да опыт. Так-то вот, еще плывя в челноке, и размышлял волхв всю дорогу. Не давал ему покоя Мечислав-людин. Как рассказал Чернобог, Мечислав человеком был верным, еще черному князю Дирмунду помогал, да многим. В общем, с давних нор Вещему князю Олегу недруг. Но это и настораживало. Олег не дурак, ой не дурак, неужто всех своих врагов не вызнал? Да вызнал, скорее всего, расправился с тем же Дирмундом-князем — Диром — да с Вельведом-волхвом. Совсем уж мелких людишек, роду незнатного — Истому да варяга Лейва, — судил, говорят, да в рабство ромеям продал. А вот Мечислава не тронул! Что, про него ни Лейв этот, ни Истома не рассказали? Чего им его скрывать-то? Значит, знал про Мечислава князь. А раз знал, тогда тут два пути вырисовываются. Либо Мечислав самолично обо всем князю доносит, либо люди его. Вот и думай — стоит ли обращаться за помощью к Мечиславу? Нет, уж лучше самому действовать. А в корчму к нему зайти все же надо, ведь там частенько бывают дружинники-гриди. Но не объявляться. И от Чернобога знак не показывать, приберечь на всякий случай. Где хоть он, знак-то?

Лютонег перетряхнул котомку, но так ничего и не нашел, видно, выронил тайный знак в воду… Ну и пес с ним! Все равно ведь нельзя доверять Мечиславу, и у самого, чай, верные люди найдутся, тот же варяг Стемид из княжьей дружины, который не так давно, еще при Дире с Аскольдом, наворовал с помощью Лютонега немало народу да продал ромейским купцам… Вот Стемид-то теперь и поможет, куда денется.

Дождавшись рассвета, волхв двинулся берегом реки вниз, к Днепру, выбрался к пристани и зашагал к городским воротам.

— Не хотим на север! — размахивая над головой мечом, озлобленно выкрикивал один из наемников-варягов. — Хотим на Царьград, верно, братие?

— Верно! — подбадривали его остальные дружинники, средь которых были не только варяги, но и славянская молодежь — гриди. — Истину молвишь, Стемид! У ромеев возьмем и злато, и серебро, а в северных лесах что?

— Так шкуры беличьи да куньи!

— Ага, а их потом тем же ромеям продавать? Да и на Царьград идти — чести больше.

— Кто тут вспомнил о чести? Неужто ты, Стемид? — На дворцовый двор за стенами Градца, где собралась дружина, выступил сам князь, с диадемой в светлой гриве волос, в алом плаще поверх блестящей кольчуги.

— Князь! — закричали воины. — Слава князю Олегу! Великому конунгу Хельги слава!

Хельги с усмешкой оглядел собравшихся, и Стемид поспешно юркнул в толпу. Кто-то ударил его рукою по шее, и варяг, пригнув голову, едва не споткнулся.