Зов ааори

Камни шуршат под подошвами сапог, мерно грохочет поступь пехоты, и этот звук успокаивает. Казалось бы — там, на склоне долины, застыл враг. Сейчас он начнёт в тебя стрелять, затем начнётся бой, а ты берёшь и успокаиваешься. Уходит страх, уходят сомнения, уходит слабость: и надо просто идти вперёд внутри огромного живого организма — войска.

И даже когда со стороны врага в нашу сторону устремились сотни стрел, я только влил побольше мудрости в щит. Загрохотали обычные щиты, поднятые над головой. И только дробный стук по ним, да вскрики немногочисленных раненых напоминали о том, что мы под обстрелом. Из-за наших спин захлопали тетивы, пуская первые «подарки» в сторону обороняющихся, но я только досадливо поморщился. Рано ещё стрелять было – не долетят стрелы.

Только через сотню шагов наши лучники смогли добить до первых рядов восставших. А я потеснил бойца со щитом, вглядываясь вперёд. Перед нами застыл строй копейщиков. У всех на груди поблёскивают броши — значит, скорее всего, аори. Восставшие безымянные часто ходили вообще без брошей. Лица под кожаными шлемами напряжённые, а у некоторых – испуганные. Аори уже боятся, потому что где-то слева алыми рядами шагают когти имперцев.

Я видел, что наши враги устали, что они боятся, что многие из них хотели бы оказаться как можно дальше отсюда – скорее всего, уже жалея, что поддержали восставших. Наверняка многие из них раньше беззастенчиво пользовались ааори, требуя выказывать им уважение, а потом, когда ааори не выдержали – переметнулись на их сторону. И мне никого из них сейчас не было жалко.

Вооружение врага – это собранное отовсюду оружие и доспехи. Хилые копья с деревянным древком и дрянным наконечником. Сколько их было сделано Мобаном для безымянных? Я даже представить боялся. Грубо сколоченные из кривых досок щиты — явно самодельные. Доспехи у большинства были кожаные, с металлическими заклёпками. В бою они почти ничем не могут помочь. Один из десяти в бронзовом нагруднике — десятники, наверно.

Обстрел со стороны восставших почти не наносит вреда нашему войску. Стрелы втыкаются в прочные щиты, отскакивают от металлических частей доспеха – и бессильно падают, с трудом преодолев мудрую защиту. Наши ответные залпы более смертоносны. Даже то, что лучники стреляли на ходу, почти не замедляясь для прицеливания, не умаляло последствий обстрела. То тут, то там в строю врагов падал какой-нибудь боец. Было бы больше стрел – можно было бы остановиться и расстреливать противника почти безнаказанно.

Но стрелы заканчиваются, припасы подходят к концу, да и сил у бойцов почти не осталось. Граф Ленгет чувствует это не хуже меня, хоть он и не эмпат. Просто много лет воевал, водил в бой пехоту и знает, когда можно требовать и гнать войско, а когда — дать отдохнуть.

Строй восставших плотнее нашего — людей у них много больше. Если первые ряды построились и выставили стену щитов, то позади них топчется совершенно не организованная толпа. Молодых лиц немного – всё больше мужчины в возрасте старше тридцати. Бродяги, воры, бездомные — все собрались здесь, чтобы попытаться вырвать у мира местечко под солнцем. Нашли, как им казалось, лёгкий путь добиться богатства и уважения. Но если один раз они уже опустились на самое дно, так и снова повторят. Однако понимали ли они это?

Отрывистые команды имперских рогов заставили нас в последний момент перейти с шага на бег. В плотном строю сложно следить за тем, что происходит на других участках боя. Но я знал, что в этот момент где-то слева взмывают в воздух дротики пехоты, а за спиной останавливаются стрелки, и начинают своё сближение всадники. Воинственные крики северян и грохот ударов с правой стороны возвестили о том, что строители Воргота достигли врага.

– Копейщики, давим! – крикнул я, когда бойцы моего отряда врезались в строй врага.

Теперь нужно было создать тесноту, и я первым навалился на спину одного из бойцов, ещё плотнее сжимая строй. Вокруг меня копейщики, шедшие в резерве, делали то же самое. На линии столкновения сейчас образовалась плотная масса людей, в которой сложно было пошевелиться. И в такой ситуации короткие мечи первых рядов были гораздо удобнее копий восставших. Однако долго давить было нельзя — иначе раненые в первые же минуты боя истекут кровью.

Бой уже превращался в бойню. Впереди, в строю восставших, вспыхивал огонь -- туда летели стрелы и мудрости. Я и сам не удержался – и запалил стену огня где-то там, где был враг. Но основной задачей было держать щит над бойцами. Об этот щит бились стрелы и камни, в нём застревало оружие – и прошло совсем немного времени, прежде чем я вынужден был просто встать, а потом и вовсе сесть на землю. С другими бойцами, державшими щит, происходило то же самое. Каждый удар частично бил и по нам.