Зороастр

План царицы был очень прост и легко осуществим, хотя грозил неисчислимыми бедствиями государству. По этому плану в Мидии вспыхнет восстание, но не под начальством Фраорта. Кто-нибудь другой должен был, вняв его подстрекательствам, провозгласить себя правителем этой области, а потом Фраорт, на обязанности которого лежала доставка денег и всех средств, необходимых для организации восстания, мог без труда низложить его.

Как скоро весть о бунте достигла бы Стаккара, Дарий поспешил бы в Мидию, на место мятежа. По всей вероятности, он поручил бы управление государственными делами Зороастру. А если б взял его с собой и приказал двору отправиться в Сузы, то царица устроила бы набег диких кочевников из пустыни. Жители юга, увидев, что царь бросил их на произвол судьбы, восстали бы против него, и тогда Атосса легко могла бы захватить власть в свои руки. Если же Зороастр остался бы в Стаккаре, то всего лучше было бы погубить его опять-таки с помощью дикарей. Не имея достаточного количества вооруженной силы он пал бы в неравном бою или решился бы искать спасения в постыдном бегстве.

Атосса была уверена, что сама сумеет остаться целой и невредимой, а, в крайнем случае, она рассчитывала, как и всегда, на свою красоту. Эта чудная красота не раз спасала ее от неукротимой ярости ее супруга Камбиза и ничему другому, как этой красоте, была она обязана тем, что Дарий пощадил ее, найдя ее в Сузах женой и сообщницей самозванца Смердиза. Если вследствие какой-нибудь неудачи, она попала бы в руки дикарей, то это средство, наверное, оказало бы и здесь свою силу.

Но, обдумывая и взвешивая все детали своего плана, она оставалась спокойна и ровна. Встречаясь с Зороастром, Атосса устремляла на него открытый, дружелюбный взгляд, который обезоружил бы всякого человека, не столь глубоко убежденного в ее порочности, и царю никогда не приходилось тщетно искать ее улыбки. Она с невозмутимым хладнокровием и кротостью принимала его грубые шутки, уверенная в том, что ей не долго придется терпеть их. Даже на Негушту она взглядывала иногда с видом оскорбленного сочувствия, как бы желая показать, что ее огорчает угрюмый нрав и неприязненное обхождение младшей царицы, но что она видит в них лишь проявление какого-нибудь тайного недуга, и потому скорее готова сожалеть ее, чем порицать.

Но по мере того, как время шло, сердце ее переполнялось радостью, потому что конец был уже близок и в ароматном воздухе долины роз уже носился запах смерти.

XVIII

Прошел год, как Зороастр появился в Стаккаре.

Было прекрасное весеннее утро, солнце ласково светило над розами, еще блиставшими росою. В одном из внутренних покоев дворца царь полулежал на широком ложе, на которое сквозь проделанное в потолке окно падали теплые солнечные лучи. Он с глубоким интересом следил за представлением индийского фокусника, который недавно прибыл ко двору и которого он призвал в это утро, чтоб наполнить случайный час досуга; когда царь не был поглощен государственными делами или войною, он охотно отдавался какой-нибудь забаве, так как его беспокойный нрав и деятельный ум требовали постоянного занятия.

Атосса сидела возле Дария на резном стуле, перебирая в пальцах нить дорогого жемчуга. Два копьеносца неподвижно стояли у дверей.

Фигляр подбросил острый нож и поймал его, затем подбросил два, три ножа, быстро увеличивая число их, так что вскоре в воздухе уже кружилось два десятка блестящих клинков, которые он проворно подбрасывал, ловко подхватывал то одною рукой, то другою и снова бросал вверх. Дарий с веселым смехом следил за его искусными приемами и вдруг взглянул на царицу.

— Этот человек напоминает мне тебя, — сказал он.

— Царь очень милостив к своей служанке, — отвечала, улыбаясь, Атосса. — Я полагаю, что я не так искусна, но зато более красива.

— Ты более красива, это правда, — возразил царь, — но что касается твоего искусства, это еще вопрос. Про тебя можно было бы сказать, что ты постоянно играешь ножами, по, как и этот фокусник, никогда не ранишь себя.

Царица пытливо взглянула на Дария, но губы ее сложились в нежную улыбку. У нее промелькнула мысль, что, может быть, царю известно кое-что о том, что с год тому назад произошло между ней и Негуштой. Ножи, которые подбрасывал фокусник, своею формой напомнили ей тот индийский кинжал. Но царь смеялся беззаботно, и она смело ответила ему:

— Это было бы хорошо, ведь чтобы быть супругой царя, мне надо больше искусства, чем этому индусу для его фокусов.

— Я так и сказал.

— Да, но ты не то думал, — возразила Атосса.

— Что я говорю, то и думаю, — отвечал Дарий. — Тебе нужна вся красота твоего лица, чтобы скрыть зло, притаившееся в твоем сердце, точь-в-точь, как этому человеку нужно все его искусство для обращения с этими острыми ножами.

— Я ничего не скрываю, — сказала царица с легкою усмешкой. — У царя тысячи очей. Как же могла бы я скрыть от него что-нибудь?

— Я сам постоянно задаю себе этот вопрос, — отвечал Дарий. — А, между тем, мне часто приходит на ум, что менее всего известны мне твои мысли.