Зорге

По мнению Зорге, единственным настоящим агентом Мияги был Косиро (Коширо – в англоязычной транслитерации) Ёсинобу («Мики») – тот самый отставной капрал, которого срочно пришлось найти, когда в 1939 году Центр затребовал хоть какого-нибудь шпиона среди военных. Нельзя при этом сказать, что данные, полученные от «Мики», блистали уровнем проникновения в святая святых японской армии. «Кажется, что информация о мобилизации в Токийской и Уцуномийской дивизиях поступила от Косиро, – признавался Зорге. – От него также получены два или три сообщения о формировании смешанных частей на базе личного состава Токийской и Уцуномийской дивизий. Косиро предоставлял Мияги также разнообразные сведения об условиях жизни и деятельности войск на границе с Сибирью. Думается, что от него также были получены фрагментарные данные о новых артиллерийских системах и танках японской армии»[663]. В некоторой степени Зорге лукавил, как обычно отводя частично обвинения от своих агентов и субагентов: материалы от «Мики» появлялись в сводках «Рамзая» довольно часто, но по сравнению с военно-политическим блоком информации их действительно было немного.

Мияги – убежденный коммунист, работавший ради идеи, а не денег, самому Косиро выплачивал небольшие суммы, но одновременно рассказывал ему об учении Маркса. Поначалу художнику показалось, что резервист готов стать его единомышленником, но позже он разочаровался в ученике и на суде признавал: «На самом деле я обучил Коширо коммунистической идеологии. Однако он недостаточно продвинулся в осознании чувства ответственности, присущего коммунисту. В этом смысле я думаю, что он до сих пор не продвинулся дальше либерализма». При этом известно, что Мияги вообще плохо отзывался о своих агентах на следствии, надеясь таким образом приуменьшить их вину перед судом[664]. Но, как и в случаях с большинством других агентов группы, им это мало помогло: все они получили от трех до пятнадцати лет тюрьмы, а доктор Ясуда Токутаро, чья вина заключалась главным образом в том, что он лечил Зорге, придерживался левых убеждений и согласился рассказать Мияги о системе медицинского обеспечения в Японии, – два года с отсрочкой исполнения наказания на пять лет (то есть фактически он был освобожден от ответственности).

Помимо этих людей, так или иначе связанных в основном с севером Японии и Маньчжурией, а также живших в Токио, у Мияги Ётоку были контакты в лежащих к юго-западу от Токио крупных промышленных центрах Осака и Кобэ. Наконец, Мияги выполнял при Зорге функцию переводчика. Языком общения в группе был английский, а художник, живший в Америке, неплохо им владел. Он переводил как собственную информацию, собранную им для «Рамзая», так и данные Одзаки, которые тот, будучи значительно более занятым человеком, не всегда успевал переложить на английский.

С «благословения» резидента Мияги поддерживал также связь с агентами Одзаки – Каваи и Мидзуно. Их сведения он мог также напрямую передавать Зорге, и тот впоследствии подчеркивал, что благодаря этим частым контактам тесно сошелся с Мияги, особенно в последние годы[665]. Это оказалось особенно актуально зимой и весной 1941 года, когда Москва затребовала от «Рамзая» максимум информации о японской армии и ему пришлось самому заняться подсчетом (как мы знаем, не всегда верным) количества дивизий и личного состава, а также вооружения и боевой техники во вновь сформированных частях и соединениях. Как раз тогда Зорге, Одзаки и Мияги вместе начали работать над схемой организации японской армии, которая была готова к июню 1941 года. Рисовал схему Мияги, а Зорге ею очень гордился: «Я сфотографировал эту схему и отправил в Москву. Схема эта стала лучшим произведением нашей группы. Не думаю, что можно было сделать нечто лучшее. И московский Центр, похоже, тоже был удовлетворен ею, поскольку никаких дальнейших указаний на эту тему не последовало»[666].

Мияги продолжал вместе с Одзаки консультировать резидента по многим вопросам японской политики и доводить до завершенной формы готовящиеся к отправке в Центр отчеты. «Стремясь придать докладу законченный вид, я просил кого-либо (чаще всего Мияги), – писал Зорге, – собрать дополнительные или уточняющие сведения, но старался не злоупотреблять этим. Я часто просил Одзаки и Мияги подготовить сообщения в письменной форме по военным или другим вопросам для моих очередных докладов, но к этому я прибегал, только когда чувствовалось, что Москва проявляет особый интерес к тем или иным специальным проблемам или требуется доложить по какому-то срочному вопросу»[667]. И хотя главную скрипку играл Одзаки, мнение Мияги «Рамзай» никогда не сбрасывал со счетов.