Однажды, никто уже не помнил, когда именно это было, старый сторож, видимо, страдая бессонницей, зашел в зверинец, и тихо беседовал о чем-то с Сандрой до самого утра. Трудно сказать, что это была за беседа. Звери, как ни прислушивались, так до конца и не поняли смысла их долгого разговора. Сторож, шепелявя беззубым ртом, предавался воспоминаниям, жаловался на свою нелегкую судьбу, поносил служителя пьяницу, сочувствовал господину Дэйву. Сандра молча слушала его, кивала ушастой головой, а потом произносила свой излюбленный длинный монолог о прежних ночных охотах, когда она жила на воле. Сторож сочувственно смотрел на нее, но, видно, ничего не понимал из ее слов. За много лет работы в зверинце он, к сожалению, так и не научился понимать язык животных. То есть, какие-то совсем простые вещи он умел улавливать, но это касалось только быта, болезней, пищи. Все более тонкие и глубокие переживания оставались для него недоступными. Сейчас старик медленно шел по дорожке, опираясь на свою палку. Видел он плохо и, не заметив валявшегося на дороге пьяницу, споткнулся о его неподвижное тело. Палка выпала из рук и угодила прямо в глаз служителю. Тот вскочил, как ошпаренный, схватился за голову и заорал.
- Куда прешься, тупой осел.
- Среди нас нет ослов, - сказал Леонар, - но как низко, как отвратительно так отзываться об этих вполне достойных животных!
Сторож нащупал свою палку, поднял с земли, брезгливо ткнул в пьяницу и медленно, шаркая ногами, пошел дальше. Служитель от толчка палкой снова растянулся на дороге, и вскоре раздался его отвратительный храп.
Виктория отвернулась, прыгнула в угол клетки, подняла лапы к небу и тихо продолжала молиться.
- Великий Катукан! Защити силой своего могущества всех несчастных и беззащитных животных, заточенных в клетки. И всех, кто живет на воле, но постоянно подвергается опасности, исходящей от людей, защити всех кенгуру, шакалов, волков и львов, ослов и бездомных псов! Пошли мир и согласие в нашу нелегкую жизнь!
Но Виктория своей радостью, своим миротворческим призывом только подлила масла в огонь. Анджела вскочила и брезгливо произнесла.
- Как ты глупа, Виктория! Неужели ты, правда, думаешь, что твой дурацкий Катукан, такой же безмозглый и беспомощный кенгуру, как и ты, в чем-то может помочь мудрому и одинокому волку? Какой же идиотизм вообще молиться кому-то, надеяться на какого-то там Бога!
Виктория всхлипнула.
- Анджела! Как... как ты можешь, со мной... Зачем ты так...
- Затем, что мне противно слушать твою пустую болтовню! - все больше расходилась Анджела. - О какой мудрости, какой доброте ты болтаешь? Настоящий разум и настоящие чувства даны только бесстрашному волку, и кое-кому из его сородичей...
Гира возмущенно повернулась к ней.
- Ошибаешься! Мыслить и чувствовать способны не только волки! А ты, видно, слишком о себе возомнила!
Неожиданно ее поддержал Леонар.
- Так значит, Анджела, ты ставишь паршивого шакала выше льва, царя зверей?
- Я этого не сказала, - Анджела вытянула шею вперед, наклонила голову и оскалила зубы. Сейчас ее вид испугал бы кого угодно, но только не льва.
Леонар ухмыльнулся.
- Но ты сказала, что разум и чувства даны только твоим сородичам! Разве шакал - не твой сородич?
Анджела перестала скалиться и продолжала не так яростно.
- Да, шакал мой сородич, ну и что? Во-первых, он все равно не волк, а во-вторых, каждый имеет право на собственное мнение, и ты в том числе. Если ты так понял меня, то это - твоя проблема.
У Леонара вздыбилась грива, он ударил лапой в землю.
- Ты хочешь сказать, что я неправильно понял тебя?
Анджела скривила рот в презрительной усмешке.
- Я ничего не хочу сказать, да и вообще мне надоело с тобой разговаривать. Царь без царства, на что ты годен?
- И что ты все время злишься, Анджела? - опять заговорила Виктория, глотая остатки слез. - Правильно люди говорят, злобная как волчица!
- А это еще что за глупости? - яростно прорычала Анджела. - Что ты знаешь про людей, австралийское чучело?
- Знаешь ли, Анджела, - сказала Сандра, - насчет Леонара ты, может быть, и права, хотя не тебе судить льва! Но так, ни за что оскорблять Викторию - это уж слишком, это - перебор. Мне неприятно слушать тебя, Анджела. И даже все твои страдания тебя не оправдывают.
- Вот Руфус, твой сородич, как ты сама изволила заявить, никогда не позволяет себе таких жестоких выходок против своих соседей! - по своему поддержала Сандру Гира.
Анджела готова была продолжать скандал и торопливо подыскивала самые колкие и обидные слова, но неожиданно встретилась взглядом с Руфусом. В его взгляде было столько горечи и страдания, что Анджела резко отвернулась и замолчала. Она поняла, что продолжать спор с Гирой совершенно бессмысленно. Гира, конечно - воплощение распущенности и несправедливости, она придирается к другим, не замечая собственных недостатков. Но не таковы ли мы все? Мы раним друг друга, причиняем друг другу боль, как самые последние люди, а несчастный Руфус страдает от нашей злобы. Сделав такое открытие, Анджела уткнулась носом в угол клетки, чтобы не завыть от стыда.