Золотой жук

В то время как я раздумывал, глаза мои остановились на небольшом выдавшемся камне на восточной стороне скалы, почти с ярд расстояния подо мною. Этот выдавшийся камень выходил наружу вершков на 18 и был в ширину немного более фута; продолговатое отверстие, выбитое сверху, придавало ему грубое сходство с креслами с вынутой спинкой, на каких сиживали наши предки. Я не сомневался, что это был чертов стул, упоминаемый в манускрипте, и мне казалось, что я уже обладал всей тайной.

Хорошее стекло (glass) не могло означать ничего другого, кроме подзорной трубы, потому что наши моряки редко употребляют слово glass в другом смысле. Я тотчас понял, что тут требовалось прибегнуть к помощи подзорной трубы, став на известную точку со всей возможной верностью. Но слова: сорок один градус, тринадцать минут и северо-восток, четверть на север, – я не сомневался ни минуты, – показывали настоящую точку, чтобы наставить трубу. Глубоко пораженный всеми этими открытиями, я полетел к себе, достал телескоп и возвратился с ним на скалу.

Я влез на каменное кресло и увидел, что на нем можно было кое-как сидеть. Это еще более подтвердило мою догадку. Тогда я принялся за трубу. Разумеется: сорок один градус тринадцать минут могли относиться только к возвышению над линией горизонта, потому что это направление было достаточно обозначено словами: северо-восток четверть на север. Я нашел требуемую линию посредством небольшого компаса; потом, наставляя трубу как можно вернее по приближению, на сорок один градус в вышину, я осторожно начал двигать ее сверху вниз и снизу в верх, покуда глаза мои не остановилось на кругловатом отверстии между зеленью огромного дерева, которое, как только глаз мог окинуть, возвышалось надо всеми другими. В самом центре этого отверстия я заметил белую точку, но сначала не мог разглядеть, что это такое было. Поправив трубу, я начал снова всматриваться, и увидел, наконец, что эта белая точка была человеческий череп.

После этого важного открытия, которое исполнило меня уверенностью, я считал мою задачу совершенно решенною, потому что слова: главный ствол седьмая ветвь на север, могли относиться только к положению мертвой головы на дереве, и следующие: опусти чрез левый глаз мертвой головы, могли иметь только одно значение, потому что тут дело шло о зарытом кладе. Я понял, что нужно было бросить пулю сквозь левый глаз черепа, и что, верная, то есть перпендикулярная линия от самого основания дерева, идущая сквозь пулю, то есть сквозь точку, на которую упадет пуля, показывает настоящее место, под которым, – я мог предполагать не без основания, – могло еще находиться зарытое сокровище.

– Все это, – перебил я, – чрезвычайно ясно, умно придумано, и вместе с тем просто и понятно. Что же вы сделали, оставив отель Бискупа?

– Заметив дерево, его форму и положение, я собрался идти домой. Только что я сошел с чертова стула, как круглое отверстие исчезло, и на какую сторону я ни обращался, я не мог его снова увидеть. Этот факт показался мне самым хитрейшим во всем этом деле, потому что, сколько раз я ни пробовал, круглое отверстие могло быть видимо только из одной точки, и эта единственная точка находилась в узком углублении скалы.

В другой раз со мной пошел Юпитер, который, вероятно, заметя в продолжение нескольких недель мой озабоченный вид, употреблял всевозможное старание, чтобы не оставлять меня одного. Но на следующий день я встал ранехонько, успел ускользнуть от него, и поспешил в горы, к моему драгоценному дереву; немалого стоило мне труда сыскать его снова. Когда я уже ночью возвратился к себе домой, верный Юпитер готов быль отделать меня палкой по спине. Все прочее, я думаю, вам так же хорошо известно, как и мне.

– Кажется, – сказал я; мы рыли в первый раз не на том месте, по глупости Юпитера, который спустил жука через правый глаз черепа вместо левого?

– Разумеется, это делало разницу на вершок в отношении к падению пули, то есть к месту, которое должно было заметить колышком близ дерева. Если бы сундук находился под местом падения пули, эта ошибка была бы ничтожна, но пуля и другое место, назначенное близ дерева, служили только двумя точками, чрез которые требовалось провести линию; разумеется, ошибка, в начале ничтожная, увеличивалась по мере длины линии, и когда мы отдалились по ней на пятьдесят футов, то попали совершенно на другое место. Без неотвязчивой мысли, что тут где-то непременно есть клад, мы бы вероятно трудились понапрасну.

– Но ваша торжественная поза и движение при качании на нитке жука – что за странность! Я право думал, что вы рехнулись. И зачем вы спустили жука, сквозь череп, а не пулю?