Золотое руно

— Я принимаю предложение, — сказал Апсирт, — и весьма охотно рассмотрю твою просьбу, как только станут моими три вещи, которые ты мне пообещал: Руно, моя сестра и месть убийце моего отца. Поскольку Аталанта считает теперь Артемиду Фракийскую, а не себя саму ответственной за убийство, я сочту для себя справедливым пренебречь клятвой, которую дал во имя богини. Какой может быть у меня долг перед божеством, которое нанесло тяжкое, несправедливое оскорбление нашему дому?

Меланион вернулся на «Арго» и уверил Ясона, что все идет как надо. В сумерках Автолика послали вытащить локон Медеи из апсиртова мешочка и заменить его длинной нитью желтой пряжи; он выполнил задание без труда, так как имел до неправдоподобия ловкие пальцы. Говорили, что он мог бы похитить у человека передние зубы или уши с таким проворством и умением, что жертва ни о чем не догадалась бы в течение часа или более. И все же Автолик не был посвящен в заговор против жизни Апсирта: только Ясон, Медея, Меланион и Аталанта знали, что грядет.

В тот вечер аргонавты прикинулись, будто неумеренно выпили. Они пели хмельные песенки, колотили палками и костями по корабельному котлу, стучали пятками по палубе. Идас непрерывно восклицал: «Ясон, Ясон, ты пьян!» На что чародей Периклимен голосом, неотличимым от Ясонова, неизменно отвечал: «Молчи, приятель, я трезв, как водяная нимфа!» Вскоре после этого все, кроме часовых, Артея и Меланиона, притворились, будто уснули, их целью было скрыть отсутствие на корабле двоих: Ясона и Эвфема Тенаронского. Они скрылись в зарослях, как только сгустилась тьма, и Эвфем бесшумно бросился в море и поплыл к материку, где стояли, пришвартованные к столбу несколько обшитых тюленьей кожей бригийских челноков. Эвфем взял один из них и повел туда, где дожидался его Ясон. Темная ночь, угрожавшая разразиться дождем, как нельзя более устраивала Ясона: он забрался в челнок, взял весло с двумя лопастями и, плывя на свет лампы, вскоре вышел на пологий берег острова Артемиды и молча стиснул Медею в объятиях. Она провела его в хижину, где посетители Оракула ожидали обычно, когда жрица соблаговолит их принять, и сказала:

— Вот постель, в которую ты должен лечь. Одеяла тебя накроют. Позаботься, чтобы не высунулся твой меч! Он может принести с собой лампу.

Ясон отвечал с улыбкой:

— Меланион сказал мне, что он проглотил твою байку с не меньшей жадностью, чем Бут — отравленный мед.

Медея вздохнула и укусила ноготь на большом пальце.

— Нам следовало бы предоставить Пчелиного человека его участи, — сказала она. — Его жадность обрекла нас на преступления.

— Мы не виновны в том, что была пролита кровь, — поспешно сказал Ясон. — Не проявляй слабости, прекрасная, ибо только непреклонные сердца могут благополучно доставить Руно в Грецию. Или ты не желаешь ехать с нами? Путь домой, в Колхиду, все еще открыт для тебя. Если ты выберешь возвращение, из благочестия или из страха, я не встану у тебя на дороге, хотя и буду горестно скорбеть, что потерял тебя. Но одно пойми: я должен возвратить Руно любой ценой.

— Руно, и только Руно! — вскричала Медея. — Я бы могла возненавидеть тебя, как фурия, если бы столь сильно не любила. Нет, нет, я последую за тобой на край света, и ни кровь моего отца, ни кровь брата не прольется, разделив нас и воспрепятствовав нашему браку. Поцелуй меня еще раз, Ясон, поцелуй меня! Только из твоих уст могу я испить храбрость для неотвратимого деяния, которое мне предстоит.

Он целовал ее снова и снова, впитывая ноздрями ароматы, исходящие от ее волос и тела. Она закрыла глаза и заскулила от удовольствия, словно собачка.

Вскоре он отстранился от нее и, улегшись в постель, натянул на себя одеяла. Там в одиночестве, держа наготове меч, он стал ждать появления Апсирта.

Аталанты не было видно. Но вот он услышал ее голос, отчетливо доносившийся из святилища: она развлекала жрицу рассказом о плавании. Больше всего жрице понравилась история лемносских женщин, и Ясон услышал, как она, кудахтая, восклицает: «Ах, дуры, дуры! Разве они не знали, каково им придется без мужчин!» Затем он услыхал, как Медея идет к святилищу призывать к молчанию Аталанту, ибо Апсирт должен поверить, что она в хижине.

Прошел час и Ясон услыхал негромкие голоса, которые что-то щебетали друг другу по-колхски: то были Апсирт и Медея. Они подкрадывались к хижине по тропе. Голос Медеи был мягок и угодлив, в голосе Апсирта слышались горечь и жажда мести. Ясону почудилось, будто она говорит: «Не страшись, брат, Аталанта — женщина и безоружна». И Апсирт ответил: «Будь то сам Геркулес со своим луком и окованной медью дубиной, я не дрогну. Ручаюсь, она от меня не ускользнет».