Золотое руно

Это было поразительней всего. Он никогда не мог вспомнить цветов в своих сновидениях. Он всегда считал, что это из‑за того, что сновидения появились раньше, чем приматы обзавелись цветовым зрением. В конце концов, собаки видят сны, а они цветов не различают. Он читал об экспериментах, в которых собакам удаляли часть нервной системы, ответственной за сонный паралич — эффект, который не даёт двигаться наяву, когда видишь сон. Вполне ожидаемо оказалось, что собаки видят сны о беготне, прыганье и охоте.

Но он видел сон о… трудно сказать, о чём. Визуальный ряд был сюрреалистической мешаниной, но в ней присутствовали яркие цвета: алое платье, лазурное небо, некто с пронзительно изумрудными глазами, ещё кто‑то с медно‑рыжими волосами.

Он слышал, что у творческих людей гораздо более яркие сновидения, и, конечно же, Джен Фалькони сама нарисовала тигра, которого татуировщик тщательно нанёс ей на кожу. Должно быть, он сейчас занимался консолидацией её свежих воспоминаний, летя сквозь них так же, как летела она сама: Дженис и удивительный плот красочных снов.

Он открыл глаза и увидел низкорослую женщину‑азиатку: Кристина Ли, анестезиолог, работавшая с Джеррисоном. Она что‑то сказала, но он не расслышал; он снял с головы шумоподавляющие наушники.

— Что, простите?

— Извините, что разбудила, — сказала Кристина. — Кто бы мог подумать, что усыплять других людей — это так изматывает.

Эрик сплёл пальцы и подложил ладони под затылок.

— Да ничего, — сказал он.

— Мне просто надо немного прилечь, — извиняющимся тоном сказала Кристина.

— Без проблем, — ответил Эрик. Он по‑прежнему чувствовал себя усталым, но был благодарен за вторжение; что угодно было лучше, чем вертящееся у него в голове безумие.

Кристина подошла к другой койке и села на край, обхватив голову руками.

— С вами всё в порядке? — спросил Эрик. Комната была тускло освещена, и он не мог разглядеть выражение её лица.

— Думаю, да, — ответила она.

Эрик отложил наушники и приподнял голову на сгибе руки.

— Кристина, вы сегодня отлично поработали.

— Что? — переспросила она. — А. Спасибо. Не в этом дело.

Она больше ничего не сказала, но через минуту снова заговорила.

— Вы знаете Дэвида Дженьюари?

Эрик, как смог, изобразил Петера Лорре[36]:

— «Вы меня презираете, не так ли, Рик?»

Он надеялся на улыбку, но получил лишь кивок.

— Ага, он. Низенький пучеглазый человечек.

— И что?

— Я знаю его уже несколько лет, — сказала Кристина. — Хоть и не слишком хорошо. Но теперь я знаю о нём всякие разные вещи. Это словно…

Её голос утих. Эрик ощутил, как у него заколотилось сердце. Он хотел сказать «Словно вы читаете его воспоминания, верно?» Но он не мог этого сказать — это было безумие.

Кристина больше ничего не сказала, и Эрик просто смотрел на неё, не находя, что ответить. Ему казалось, что он сходит с ума, но… но…

Его осенило. Он бы настолько выбит из колеи своей встречей с сестрой Дженис Фалькони, что совершенно позабыл случившееся ранее. Но сейчас он вдруг вспомнил Никки, странную женщину, пристававшую к Юргену Стёрджессу. Она знала, как его зовут. Он сел на койке.

— Кристина?

Она всё ещё сидела, обхватив голову руками.

— Хммм?

— Происходит что‑то очень странное.

Сьюзан Доусон вошла в круглый вестибюль с очень высокими потолками; люди со второго этажа могли видеть, кто входит в него и выходит. Разумеется, сейчас никто не входил и не выходил. Сьюзан перекинулась словом с охранником, который не давал никому проникнуть внутрь больницы, не показав документов, затем пересекла вестибюль в направлении кафетерия, проходя мимо ошеломлённых людей, безутешных людей и людей, напуганных до смерти.

Внутри кафетерий заполняли сотрудники больницы и посетители; на столах перед ними стояла еда, но почти никто не ел. Все вполголоса обсуждали последние новости. Она увидела, как мужчина утешает женщину, и другого мужчину, положившего голову на стол перед собой; похоже, он тоже плакал.

Первые двое, кого Сьюзан спросила о докторе Люциусе Джоно, его не знали, но третья, женщина с широко распахнутыми глазами и до сих пор толком не вышедшая из шока, указала на приземистого белого мужчину с рыжими волосами, сидящего за столом с тремя другими людьми; на всех были белые больничные халаты. Как Сингх и говорил, половинка чизбургера с беконом и бо́льшая часть луковых колечек всё ещё лежали на тарелке на стоящем перед Джоно коричневом подносе.

— Доктор Люциус Джоно? — спросила Сьюзан, подходя к столу. Она вытащила свой жетон. — Сьюзан Доусон, Секретная Служба. Я могу переговорить с вами наедине?

Джоно вскинул брови — ему стоило бы их подстричь, подумала Сьюзан; они выглядели как оранжевые гусеницы после электрошоковой терапии. Он запихал в рот ещё несколько луковых колечек, извинился перед коллегами и встал.

— Что случилось?