Золотое кольцо всадника

На самом деле поведение Аполлония диктовалось его хитростью. Он был очень тщеславен и гордился своей ученостью ничуть не меньше, чем своей длинной белой бородой. Разумеется, желания добиться императорской благосклонности у него было хоть отбавляй, однако он решил для начала притвориться недовольным совершенным государственным переворотом и показать это свое «недовольство» императору. Когда-то в Риме Аполлоний прикладывал огромные усилия для того, чтобы завоевать расположение Нерона, но цезарь даже не принял его, предпочтя по обыкновению философии искусство. Правда, Аполлонию удалось напугать Тигеллина, уверив последнего в своем умении колдовать, и потому преторианский префект разрешил Аполлонию остаться в городе даже после того, как Нерон изгнал из Рима почти всех философов.

На следующее утро Аполлоний из Тианы пришел к воротам александрийского дворца еще до рассвета и потребовал, чтобы его немедленно пропустили. Однако преградившие ему путь стражники объяснили, что Веспасиан, который давно уже на ногах, не может сейчас никого принять, потому что диктует важные письма.

— Из этого человека получится истинный правитель, — громко провозгласил Аполлоний, питая надежду, что эти его слова будут переданы Веспасиану.

Так оно, конечно, и случилось.

Позже он опять появился у дворца, желая получить бесплатные еду и вино. На этот раз его без промедления отвели к императору и оказали почести, достойные ученейшего человека в мире. Многие до сих пор считают Аполлония равным богам.

Аполлоний, похоже, был слегка удивлен тем, что ему подали кислое вино и солдатский хлеб грубого помола: он привык к лучшей пище и всегда ценил изысканный стол, хотя время от времени и постился, чтобы очистить свое тело. Но, продолжая играть избранную им роль, он похвалил пристрастие Веспасиана к народной еде: это, мол, свидетельствует о том, какую пользу принесет государству одержанная им победа над Нероном.

— Я бы никогда не восстал против своего императора, — коротко ответил Веспасиан.

Аполлоний прикусил язык, потому что как раз собирался похвастаться участием в галльском восстании Виндекса и заслужить этим благосклонность цезаря; потом он осторожно спросил, нельзя ли пригласить сюда двух его спутников — знаменитых философов, которые все еще ожидали у ворот дворца. Веспасиан чуть было не вспылил, потому что не спал полночи, диктуя срочные приказы и письма, но все же сумел сдержаться.

— Мои двери всегда будут открыты для мудрых людей, — кротко сказал он, — но для тебя, о славный Аполлоний, будет открыто еще и мое сердце.

После этого Аполлоний позвал своих приятелей и прочел всем нам вдохновенную лекцию о преимуществах демократии по сравнению с единоличной властью и о том, что надо поскорее восстанавливать республику.

Я забеспокоился, но, как оказалось, напрасно, ибо Веспасиан слушал старика с вежливым любопытством.

— Я подозреваю, — проговорил он, когда Аполлоний умолк, — что той неограниченной власти, о которой ты нам рассказывал, удалось очень сильно повлиять на наших граждан, причем в худшую сторону. Поэтому предложенные тобой идеи трудно будет воплотить в жизнь. Для начала людей надо научить ответственности, которую всегда несет с собой свобода. Иначе мы не получим ничего, кроме бесконечных раздоров, могущих вылиться в гражданскую войну.

Аполлоний ничуть не затруднился с ответом, и я не мог не восхититься его способностью на ходу менять свои взгляды.

— Какое мне дело до того, каким будет наше государство?! — воскликнул он. — Я живу только для богов. Просто мне не хочется видеть людей униженными тем, что их пастырь плохо справляется со своими обязанностями. Вообще-то, обстоятельно поразмыслив обо всем, я готов согласиться с тем, что просвещенный властитель, находящийся под доброжелательным присмотром облеченного народным доверием сената, чья единственная цель — забота об общественном благе, как раз и воплощает собой развитую форму демократии.

Затем он заговорил о своем горячем желании познакомиться с достижениями древнеегипетских ученых, исследовать внутренность пирамид и зачерпнуть воды из истоков Нила. Но, добавил он мрачно, у него нет денег на лодку с гребцами, а идти пешком он не сможет, ибо его старые кости ноют в любую погоду.

Веспасиан покосился в мою сторону.

— Я беден, — сказал он. — А государственной казной позволено распоряжаться только в интересах Рима, о чем, дорогой Аполлоний, тебе, конечно же, хорошо известно. Но здесь присутствует мой друг, сенатор Минуций Манилиан, столь же преданный идеалам демократии, как и ты. Он весьма состоятельный человек и, возможно, согласится предоставить в твое распоряжение корабль с гребцами, если ты его об этом попросишь, а также оплатит твою поездку к истокам Нила. Тебе не надо бояться опасностей, обычно подстерегающих путешественников, потому что туда недавно направилась охраняемая преторианцами группа ученых мужей, которых Нерон два года назад послал в Египет. Присоединяйся к ним, если хочешь.

Аполлоний так и просиял от этого обещания, данного ему щедрым за чужой счет Веспасианом.