Но Семен сидел мрачный. Стычка с Кочевой надолго застрянет в его жестком, как кора старой лиственницы, мозгу. Он любил быть на роли опытного дядьки, этакого неофициального начальника партии или его заместителя по всем таежным вопросам. Ну и в соответствии с таким положением пользоваться снисходительностью и поблажками. А тут — ничего похожего. Сделал хорошее — похвалят, сплоховал — попарят, не щадя самолюбия. Да и ладно бы мужик это делал, а то — баба! И кроме того, обругала его несправедливо: «Знала бы она почему я хотел остаться — мою бы сторону взяла. Ну да я пока помолчу».
Снова плыли по Омолону, снова разбивали на берегу лагерь и уходили в маршруты. «Ужасная преснятина», как говорила Кочева, лишала аппетита; только в дни, когда находили дикий лук, еда казалась более или менее сносной. Было тяжело, но никто не жаловался: даже самые юные и еще неопытные — Слава Горин и Юра Кущенко. Они сами просились в маршруты, учились «стряпать по-таежному». Но больше всего они возились с лодками, моторами — проверяли, чинили. Особенно этим занимался Слава — «адмирал омолонской флотилии». Как только зачислили его в партию, Слава деловито осмотрел лодки, моторы — все было знакомо и понятно. Удивили его лишь названия лодок, которые уже успела вывести сама Кочева: на первой «Aucella», на второй «Megalodon», а на третьей «Иван Черский».
— Что это такое? Впервые встречаю такие названия, — сказал Слава.
Кочева рассказала: Ауцелла и Мегалодон — латинские названия моллюсков, живших много миллионов лет назад. Они помогут определить возраст геологических отложений. Моллюски, время жизни которых известно, выполняли такую же роль, как этикетки на консервных банках: ведь только по этикеткам можно определить, что содержит внутри жестяная консервная банка. Так возникли названия лодок. Одну из них сразу же стали называть просто «мегалодонкой». А «Иван Черский» — в честь ученого, который в конце минувшего века неутомимо путешествовал по Колыме и многое сделал для изучения дикого края.
ВСПЛЕСК ПАРОХОДНЫХ ПЛИЦ
Наступило девятое июня — памятный для всех день.
Вечерело. Возвращались из похода Кочева, Слава и Юра. Рюкзаки оттягивали плечи, ныли уставшие ноги. Но лагерь был уже близок.
Вдруг Слава окликнул друга:
— Юрка, ты ничего не слышишь? Или мне показалось?..
С берегового обрыва махал им рукой Степан Донатыч.
— Пароход!.. Пароход!
В предвечерней тишине отчетливо раздавался характерный всплеск пароходных плиц. От этого звука, такого неожиданного, замерло сердце. Счастливейшие минуты! Ведь на Омолоне нет регулярного пароходного сообщения. Река коварна и капризна, вся в мелях и каменистых грядах, опасна для судов. Лишь во время половодья можно рискнуть — именно рискнуть — пройти по Омолону на пароходе, чтобы завезти необходимые грузы в Щербаково. И тут нужно, как говорят сами речники, не зевать! Течение становится сумасшедшим, подводные камни в любой момент могут распороть дно, на крутых извилинах, «на прижимах» угрожающе нависают подмытые козырьки берегов, а когда подходишь к разветвлению проток — только опытный глаз да какой-то особый, водницкий «нюх» подскажут, в какое русло устремиться.
Сколько бы ни было воды в Омолоне (даже в половодье она то прибывает, то убывает), все равно пароход раз десять садится на мель, пока доберется от устья до Щербакова. А чтобы плыть выше Щербакова — об этом не может быть и речи.
Легко понять радость геологов, которые вдруг увидели пароход «Громов»!
«Громов» густо и тяжело дымил, он полз вверх против течения с баржей, которая словно упорствовала изо всех сил, туго натягивая трос. Казалось, будто «Громов» стоит на месте, не в силах преодолеть течение и сопротивление баржи. Слава и Юра подпрыгивали от нетерпения и приговаривали:
— Ну, давай же быстрей! Давай!
Наконец, пароход подошел совсем близко. Слава и Юра кубарем скатились с обрыва, прыгнули в лодку и оттолкнулись от берега. Им вдогонку полетело возмущенное:
— Разбойники! Без начальника партии? Назад!
Друзья повернули обратно, взяли Кочеву. Семен и Степан Донатыч добрались на другой лодке. Беспорядочно-радостные возгласы, рукопожатия!.. Кочева прежде всего написала текст радиограммы, попросила прислать самолетом продукты и гребные винты для моторок. Потом рассказала о происшествии, попросила соли.
Капитан «Громова» Антон Петрович Поняков тут же распорядился принести соль.
— Ой, спасибо. А еще чем-нибудь вы сможете поделиться с нами? — спросила Кочева.
Запасы партии пополнились сахаром, печеным хлебом, маргарином, появились даже перец и лавровый лист. Кочева радовалась всему этому, как ребенок. Ей хотелось, чтобы радость переполняла всех, и, когда ее взгляд упал на буфет, за стеклом которого красовалась бутылка шампанского, она не удержалась.
— Антон Петрович, мы перенесли много невзгод и вот сейчас благодаря вам воспрянули духом. Мне очень хочется, чтобы этот день был для моих ребят настоящим праздником. Подарите нам одну или, если можно, две-три бутылки шампанского.
Это было сказано с таким искренним чувством, что Антон Петрович не мог отказать.