Золото Маккенны

Прежде чем бандит понял, что последние слова индейца относятся непосредственно к нему, Хачита уже стоял рядом с ним. Топорик взвился в воздух, свернул в лучах восходящего солнца, повернулся полтора раза вокруг своей оси и вонзился в широкую грудь Пелона Лопеса примерно на треть рукоятки. Удар был настолько силён, что тело разверзлось, как трещина при землетрясении. Бандит, запнувшись, сделал единственный шаг в сторону Глена Маккенны, лицо его стало серым, как пепел.

— Как видишь, дружище, — задыхаясь, прошептал он, — ты всё-таки оказался прав: у меня, как и у всех, есть слабое место. Хачита угодил точно в него.

Лопес рухнул на землю, и Маккенна увидел, что посмертной его маской стал всё тот же волчий оскал. Шотландец не успел опомниться, как Маль-И-Пай изо всей силы столкнула его в ручей. Холодная вода отрезвила его. Ещё один всплеск — это Фрэнчи Стэнтон тоже упала в затон перед развалинами хижины. И вот уже старая скво закричала им:

— Плывите же, чёрт вас возьми! Только я выстрелила в Микки, как твоё проклятое ружьё заело!..

С этими словами она прыгнула в воду и первая поплыла к противоположному берегу, который утопал в нависающих над ручьём зарослях рогоза.

— Скорее! — она брызгала слюной и давилась словами. — В камыши! Этот громила добьёт Микки и кинется искать нас с вами! Плывите же, остолопы!..

Маккенна с Фрэнчи поплыли.

Они плыли, ныряли, гребли, торопясь уйти от смерти; выскочили в тростники, а затем кинулись вверх по склону, намереваясь укрыться в скалах возле тропы. Обернувшись, Маккенна увидел, что Хачита склонился над Пелоном; увидел, как сверкнуло лезвие томагавка, когда индеец высвободил его из груди бандита; как апач повернулся и направился к Микки, стоявшему на четвереньках и пытавшемуся встать, чтобы убежать от надвигающейся погибели — одна нога кавалерийского разведчика была перебита в колене выстрелом Маль-И-Пай; увидел, как подбитый парнишка сделал один, два, три мучительных шага и отвернулся, когда Хачита, подбросив топорик в руке, метнул его в жертву. Шотландец не видел, как и куда он вонзился. Только услышал. От этого звука его чуть не стошнило.

— Вот чёрт! — прошипела от ближайшего нагромождения скал Маль-И-Пай. — Скверный бросок. Микки как раз стал поворачивать голову, чтобы взглянуть, что делается за спиной. Лезвие вонзилось прямо в рот, застряло в нижней челюсти. Глянь, так и ходит вверх-вниз! А ведь маленький паршивец пытается ещё что-то сказать Хачите. Интересно, что?

— Боже, — пробормотал Маккенна. — Хватит, пошли! Я сказал — уходим!

— Наверно, он просит, чтобы Хачита вытащил томагавк.

— Я же сказал, мамаша — хватит! Пошли скорее!

— Я была права. Хачита берётся за топорище… и вот вынима-ает!..

— Маль-И-Пай, ты как хочешь, а мы уходим!

— Всё, слишком поздно. Я так и знала. Когда лезвие входит под таким углом, вытаскивать его нет смысла. Хотя нет, я ошиблась. Хачита вынимал томагавк не ради Микки Тиббса — для нас. Вот он!

Маккенна снова посмотрел на ту сторону потока и увидел, что так оно и есть. Гигант вошёл в речушку и пошёл вброд — там, где беглецам приходилось плыть или окунаться с головой, вода доходила апачу лишь до груди. Глаза его были прикованы к зарослям и хаосу скал, в которых исчезли белые и Маль-И-Пай. Глубоким, низким голосом он тянул жуткую скорбную песню.

— Что это за молитва? — тихо спросил Маккенна.

— Никакая это не молитва, — ответила Маль-И-Пай. — Это песня. Ты бы должен её знать, Голубоглазик. Ты что, не слышишь, какие в ней слова? «Зас-те, зас-те, зас-те» — снова и снова. Это — песня смерти…

— Мать! — взмолился Маккенна, оглядывая беспомощно скорчившуюся на камнях Фрэнчи Стэнтон. — Куда же нам теперь?

— Не знаю. Довела вас сюда, а куда дальше — не знаю.

— Хоть нож у тебя остался?

— А, чёрт! Обронила. Поднимала ружьё и обронила.

— Боже! У нас даже ножа нет!

— У Адамса с Дэвидсоном его тоже не было.

— Но у них были ружья!

— Ну, значит, у Брюера. У него даже зубочистки не было, когда он карабкался в дыру, что над нами.

Она ткнула скрюченным пальцем через плечо на узкий утёс за их спинами.

— Вот оно что! — прошептал Глен. — Ты имеешь в виду ту расщелину над Наблюдательным Пунктом. Брюер спасся именно в ней. Может…

— Хватит болтать — бежим! — скомандовала старуха, подбирая юбки. — Только не надейся, что нам повезёт, как Брюеру. Не забывай, что Хачита только думает туго; с томагавком он управляется — любо-дорого посмотреть.

— Пошли, Фрэнчи, — сказал Маккенна. — Ползём на тот уступ. Наша старушка отыскала нам укромное местечко…

Девушка, дрожа, прижалась к шотландцу:

— Прости меня, я вела себя глупо. Я, конечно, постараюсь сделать, что могу, но, по правде сказать, мне до смерти страшно.

— Лезь, — сказал Маккенна. — И молись.

И вот началось восхождение. На такие утёсы Маккенна взбирался постоянно в течение одиннадцати лет, что жил в этих местах; он был закалён и полон сил — мужчина в расцвете лет. Фрэнчи же, хоть и казалась худышкой, в выносливости могла потягаться с любым мужчиной; да и страх подгонял её. А вот старуха сразу же стала отставать, пыхтя всё дальше и дальше за их спинами.