Золотая всадница

Блажевич тем временем поймал лакея и отнял у него разом два бокала шампанского.

– Настоящее французское, – объявил сторонник союза с Сербией. – Не какая-нибудь итальянская шипучка, от которой только изжога… прошу прощения, сударыня. – Он понизил голос. – И ради чего все это? Я спрашиваю вас, ради чего?

– А вы как думаете? – спросил Старевич, сгорая от любопытства.

– Политика! – изрек Блажевич, важно поднимая указательный палец и при этом не выпуская из рук бокалов. – Я вам больше ничего не скажу, но тут, конечно, замешана политика. Размах! – Он остановил еще одного лакея и на сей раз взял с подноса три бокала, решив, очевидно, не мелочиться.

Петр Петрович стоял, оглядываясь то на карету и лошадей Лотты Рейнлейн, то на саму балерину, явно потрясенную размахом нового Тиволи, и в голове его блуждали мысли одна любопытнее другой. Ему показалось, что он наконец-то уловил, куда именно клонила Амалия, затевая все это, и про себя отдал должное тонкому коварству своей сообщницы. «Однако… Если она будет продолжать так и дальше, то дело, возможно, выгорит. Или, – добавил он мысленно, усмехаясь, – мы вылетим в трубу».

Разом повеселев, он двинулся по аллее к замку, не прекращая по старой привычке тщательно фиксировать происходящее вокруг. Вот граф Верчелли, который устроился на скамье, поигрывает тросточкой и растерянно улыбается, чтобы скрыть свое изумление. Старевич… еще один депутат… увядшая жена Старевича, которая смотрит вокруг с восторгом маленькой девочки, впервые попавшей на елку… Громогласный здоровяк, генерал Новакович, который всегда хохочет за двоих… Тщедушный чиновник, какой-то родственник генерала – Оленин помнил его смутно… Но тут он вошел в дом и увидел Амалию.

На ней было платье цвета розового шампанского, расшитое жемчугом, и вместо всяких украшений – цветок в волосах, экзотическая, невероятной красоты орхидея, привезенная из Индокитая во Францию и оттуда выписанная в Любляну. И эта орхидея, притягивавшая все взоры, совершенно затмила маленькую мещаночку Лотту Рейнлейн со всеми ее сверкающими бриллиантами, с диадемой, украшенной крупными сапфирами, и тяжелым ожерельем. Да что там затмила – просто скомкала, как никуда не годный набросок, и выбросила куда-то на обочину вечера, долой, прочь.

«Однако сильна! – подумал в невольном восхищении резидент Кислинг. – Только если она думает, что ей так легко удастся приручить короля…»

Но прежде короля на вечер явился наследник, и всякий мало-мальски наблюдательный человек сразу же сказал бы вам, что если кто и был приручен Амалией, то, несомненно, князь Михаил. Он так долго целовал запястье хозяйки, так долго держал его в руках и глядел на баронессу с таким восхищением, что граф Верчелли, стоявший сзади и ожидавший своей очереди, начал вполголоса роптать.

– Нашу хозяйку узурпировали, – пожаловался он генералу Новаковичу.

Однако тут явился король в сопровождении супруги, королевы-матери, охраны и вездесущего Войкевича. И взгляд, которым Стефан окинул Амалию, говорил, что король ни капли не сомневается в том, что хозяйка так принарядилась специально для него и чрезвычайно ценит такое внимание.

Впрочем, взгляд этот остался незамеченным королевой, которую гораздо более интересовала Лотта Рейнлейн. Убедившись в том, что негодная плясунья вновь низведена Амалией до состояния полнейшего ничтожества, королева подобрела и решила, что непременно окажет баронессе какую-нибудь услугу.

Что касается королевы-матери, то она недоумевала. Этот роскошный прием, с ее точки зрения, очень мало походил на благотворительный вечер. Наверное, ее единственную из гостей не трогали изысканные цветники, виртуозность венского оркестра и лебеди в саду. Эта славная женщина привыкла к простоте, а как раз ее-то она тут и не находила. Знай она истинную цель затеянной Амалией комбинации, она бы, несомненно, возмутилась. Но бесхитростная королева ни о чем не догадывалась, чего, кстати, нельзя было сказать о Милораде.

Полковник Войкевич не сомневался, что все действия Амалии имеют одну цель, а именно – завлечь и использовать господина его и повелителя. Поэтому адъютант был намерен ни на шаг не отпускать от себя его величество. В то же время Стефан, которому тоже представлялось, что он прекрасно понимает замысел Амалии, посмеиваясь про себя, ждал, когда его начнут обхаживать, льстить, посылать пламенные взоры и вообще брать в осаду по правилам, существующим с незапамятных времен.

Все гости собрались в большом зале, и Амалия послала слугу сказать оркестру, чтобы музыканты тоже перебирались в дом. После чего хозяйка произнесла маленькую речь о том, что в знак российско-иллирийской дружбы и с благословения ее величества вдовствующей королевы Стефании она организовала небольшой благотворительный аукцион, все средства от которого пойдут сиротам, старикам и больным. Также Амалия поблагодарила всех присутствующих за то, что они откликнулись на ее приглашение, и выразила надежду, что они не сочтут время, проведенное под ее кровом, потраченным зря.