Зоя

— Сеньора Эскалант, вы потрясающе выглядите! — воскликнул мужчина невысокого роста и очевидный ровесник герцога Торегросса.

— О, благодарю вас, сеньор Карраско! — сдержано ответила Латти. — Позвольте представить вам мою подругу, сеньориту Зою Рольдан. Зоя, это давний друг семьи Эскалант — сеньор Хайме Карраско.

— Добрый вечер! — прохладно кивнула я ему, чувствуя на себе неприкрытый наглый взгляд ловеласа преклонных лет.

— Невероятно приятно, сеньорита! Должен сказать, что я в неописуемом восторге от вашей работы! Вы потрясающе талантливы…

— Столько эмоций за один вечер и в таком возрасте — чревато печальными последствиями! — неожиданно прозвучал голос Себастьяна: — Поберегите здоровье, сеньор Карраско!

Мы с Латти вздрогнули и одновременно обернулись. За нашими спинами стоял Себастьян с высокомерным видом человека, владеющего этой территорией, и рассматривал любвеобильного друга Давида и Ньевес.

— О, ну что вы! В моем возрасте все эмоции и чувства вспыхивают с завидной силой, друг мой. Чего и вам искренне желаю! — парировал тот.

Взгляд Себастьяна чуть сузился, а на губах заиграла легкая улыбка-издевка:

— Современная фармацевтика творит чудеса, и вы тому явный пример. Кстати, будь у вашей жены способность воспламенять взглядом, от вашего смокинга не осталось бы и следа!

Он резко дернул головой и, удостоверившись, что находится на пике плейбойского провала, быстро откланялся.

— Жестко ты с ним! — заметила Латти, явно в восторге от его пикировки с этим Карраско.

Себастьян чмокнул ее в щеку в знак приветствия и коснулся ладонью ее живота:

— Ну как ты, племяш?

— Минуты две назад перестал икать, — хохотнула будущая счастливая мать. — И снова требует еды, так что мы должны вас покинуть. До встречи!

И упорхнула. А вместе с ней, казалось, ушла непринужденность и легкость светской беседы.

Остро ощущая на себе проникающий в душу взгляд золотистых глаз, я намеренно смотрела в бокал игристого вина. Но этот аромат, пришедший с ним, его магнетизм и чувственность даже на расстоянии брали меня в плен.

— Привет! — тихий голос Себастьяна наполнен волнительной красотой.

— Как твои дела, Зоя?

Мой жаждущий взгляд скользнул по его фигуре снизу вверх. Черный смокинг с таким же тонким галстуком на фоне белой рубашки сидел на нем безупречно. Приталенный пиджак отчетливо выделял завидную ширину его плеч и узкую талию.

Ах, дьявол, как же он красив! Так, спокойно! Дышать, главное дышать равномерно и не спеша. О, господи, как же сложно дышать рядом с ним!

— Нормально. И… мне пора! — я решилась на побег, так как кислородного запаса в легких становилось все меньше.

— Зоя? — он перегородил мне путь. — Я хочу поговорить с тобой! — гипнотизирующий голос звучал над моей головой.

Осторожно подняв глаза, я спросила:

— О чем?

И зачем я смотрю на его лицо?! Зачем запретно наслаждаюсь его взглядом?! Зачем впускаю в себя понимание, что безгранично истосковалась по нему?!

Его глаза опустились. Вдох-выдох. И они снова смотрят на меня.

— О нас.

Та-а-ак! Пора уносить ноги. Очень и очень быстро!

— Нет никаких «нас», Себастьян. И никогда не будет. Извини, но меня ждут!

Круто развернувшись, я скрылась в толпе. Все, нужно уезжать отсюда и как можно быстрее. Отказываться от Себастьяна на полкапельки легче, когда его нет рядом. А стоя в непосредственной близости с этим запретным и совершенным мужчиной можно потерять голову так же легко, как и совесть, принципы, мораль.

Ах, мама, как же теперь тебя понимает твоя дочь! Как же похожи наши судьбы! Но я сдержу слово, мамочка. Я не совершу твоей ошибки.

Прощаясь с семьей Эскалант, я извинилась за столь ранний отъезд и вышла из особняка. Поежившись от дуновения холодного осеннего ветра, я достала мобильный, чтобы вызвать такси.

Но телефон в моей руке пикнул от входящего сообщения, и я взглянула на экран. «Милая, сейчас к тебе подъедет наш Бенедикт Раблес и отвезет домой. Напиши мне, пожалуйста, как доберешься!»

Я невольно улыбнулась счастью, которое появилось в моей жизни после встречи со Златой.

***

Что может быть больнее: горечь от утраты или разочарование от несовершенных поступков? Глядя на одно и то же событие, можно рассуждать по-разному, долго раздумывать и сопоставлять. Это будет происходить до тех пор, пока не наступит жестокое понимание, что ответ уже не важен. Ведь упущенное время для действия вернуть невозможно.

Именно признание этого и придает самую сильную боль.

Я смахивала стекающие по щекам слезы и презирала себя за слабость. Моя рука с кисточкой умело творила над холстом, почти не осмысленно, но одухотворенно.

Я дышала им. Я творила его. Я страдала из-за него. Я рисовала Себастьяна.

Взмах один, второй, третий, сто двадцать шестой… И на меня уже смотрели суровые глаза цвета расплавленного золота. Его сдвинутые брови создавали складочку над переносицей, а ямочка на подбородке делала уникальным.

Я не могла изгнать его из своих мыслей. Он вошел в мою жизнь и остался там, словно обрел свое положенное место. Место в моем сердце.