Зодчий

— Но уеду я не в хадж. Уеду в свою родную Бухару! В Мавераннахр! Уже двадцать лет я не был там. И я истосковался по родной своей земле, царевич! А деньги мне не нужны, я продам дом, и вырученной суммы мне хватит с лихвой.

— Воля ваша. Я возражать не стану. Где бы вы ни были, будьте благополучны, зодчий. А деньги возьмите, вы имеете на них право. Деньги даю вам я… Прощайте, зодчий! — Байсункур-мирза поднялся.

Зодчий тоже поднялся, пожал протянутые руки царевича, но проводить его не вышел.

Гостей проводили Зульфикар с Завраком и усадили их на коней.

И какой бы гнев и ненависть ни носил зодчий в сердце своем к палачам сына, он не мог не почувствовать искренности Байсункура-мирзы.

Через учеников и знакомых зодчий оповестил всех, что намерен продать дом. Что ни день наведовались покупатели. Устад Андугани предложил дать зодчему деньги на дорогу, умолял его не продавать дом, а, прожив несколько лет в Бухаре, вернуться снова в Герат. Но зодчий был тверд. Заврак и Зульфикар решили не разлучаться с учителем и ехать вместе с ним в Бухару. Преданность учеников тронула зодчего до слез. «Вы оба теперь мне вместо сына», — проговорил он, и голос его дрогнул.

Дом и все имущество зодчего было поспешно, а значит, и дешево продано. Зодчий наведался в караван-сарай, чтобы найти караван, отправляющийся в Бухару. За три дня справились домашние со всеми делами и были готовы отправиться в путь. Желая выехать как можно быстрее и не подвергнуться опасностям, зодчий пообещал главному караванщику немалые деньги. Приходилось спешить, недаром же царевич предупредил о Караилане; и если что-нибудь случиться с Бадией, единственной теперь его радостью, этого он не переживет.

Ахмад Чалаби проведал о том, что зодчий зачастил в караван-сарай. Он уже давно не встречался с Наджмеддином, даже не поинтересовался узнать, что и как он. Поэтому, встретив однажды Ахмада Чалаби в караван-сарае, зодчий встревожился. Да и Зульфикар заметил, что какой-то странный и неприятный на вид человек с туго повязанным лбом все время кружит около них и что человек этот похож на приятеля того самого бандита, которого заколола Бадия. Встревоженные Зульфикар и Заврак запаслись саблями.

«В пути пригодятся», — одобрила Бадия. Она понимала, какие опасности подстерегают путников в дальней дороге. Покупая оружие, юноши снова заметили незнакомых людей, издали следивших за ними.

После разговора с царевичем зодчий уже твердо знал, что казнь сына не обошлась без содействия Караилана, без его коварства и злобы. И, опасаясь новых бед, он решил немедленно покинуть Хорасан.

И уж коль скоро Караилан решил завершить свое злое дело, то никакое оружие здесь не поможет, если их не спасет сам аллах.

Перед отъездом пришли прощаться Хасанбек с Хусанбеком. Оба не скрывали своей печали и, прощаясь, заверили зодчего, что завершение строительства медресе стало для них не радостью, а черными днями, что смерть Шадманбека и Низамеддина — вечная рана в их сердцах. Настала страшная година, сказали они, для всех зодчих, мастеров, строителей, гончаров и каменотесов. Одни только царские вельможи разгуливают на свободе и жиреют. Даже вс времена Қебак-хана и Казанхана не страдал так ремесленный люд.

Слова отцов и дедов: «Душа живет любовью, рука трудом»— уже давным-давно забыты и попраны. Узнав об отъезде зодчего, пришел и Абуталиб с сыном Абуали предложить свою помощь. Зодчий благодарил их, но отказался от услуг. Он оставил бедным гончарам кое-что из своих инструментов и домашней утвари. Шитый золотом чапан, подаренный ему царевичем, он накинул на плечи гончара.

— Ходите, когда сможете, к крепости Ихтиёриддин и молитесь о сыне моем, — попросил он. — Его убили там, в крепости, и зарыли где-то рядом. Нам даже неведома его могила, — добавил он со слезами на глазах. — А у вас, дорогой гончар, я хочу попросить… — зодчий вытер рукавом слезы.

— Просите что угодно, устад!

— Два кувшинчика. Дорога дальняя, кругом бесплодная пустыня, мы будем хранить в них воду, опустив в каджава.[23]

— У меня как раз есть хорошие пустые кувшины, покрытые глазурью. Я вам их принесу, устад.

Вечером в дом зодчего постучали устад Кавам с сыном, музыкант Ходжа Юсуф Андугани, Табризи, мавляна Хафизи Абру, мавляна Лутфилла Шаши, Кутбиддин Самарканди, устад Ходжа Мухаммад, Аса-дулла Мешхеди и несколько мастеров по росписи, кое-кто из зодчих и каллиграфов.

При них Наджмеддин Бухари не проронил ни слезинки. Он сказал лишь, что, значит, такова страшная его судьба. Одетая в черное Бадия подавала к столу, разливала чай, молча прислуживала гостям. Худододбек то и дело поглядывал на нее. Зульфикару и Завраку Бадия успела шепнуть, что бек, сын устада Кавама, по всей вероятности, хочет поговорить с ней, недаром он не отрывает от нее взгляда. И впрямь, Худододбек поднялся с места, делая вид, будто ему наскучило сидеть со стариками, и вышел во двор. Повстречавшись там с Бадией, он сказал, что горюет вместе с ней, от души сочувствует ей, жалеет ее.