Зной

Чем все и завершилось. Облака начали быстро темнеть, повторяя ту же литанию красок, что и небо за девяносто секунд до них. Россыпь яркой картечи пробила черноту небес, разбудив цикад. Хлынувший с неба слабый свет обратил лица трех сидевших посреди патио людей в маски.

— Ну вот, — сказал Фахардо, — разве это не самое лучшее?

— Очень красиво, — согласился Карлос.

Фахардо повернулся к нему:

— Ты и вправду никогда этого раньше не видел, guey!

— Никогда, сеньор.

— Ну, значит, кое-что ты в жизни проглядел. — Teniente взглянул на бутылку Глории: — Пить, стало быть, не желаете. Я уверен, ваш друг не отказался бы от глоточка, — он ведь за вас срок мотает.

— Я предпочитаю страдать безмолвно, — сказал Карлос.

— Вы настоящий рыцарь, сеньор. И родились через четыре тысячи миллиардов лет после настоящего вашего времени. — А затем Глории: — Где вы его подобрали?

— У нас есть вопросы к вам, Teniente.

— Вопросы — это для школьников и для… для… — он щелкнул пальцами, подыскивая окончание для своей апофегмы, — для женщин. Siempre[65]. Где деньги? Почему ты опоздал? Почему ты не подарил малышу игрушку, ту, маленькую? Что ты хочешь на обед! Как ты хочешь сегодня ночью! С чего ты взял, что можешь воткнуть это сюда!

Он захохотал — и хохотал, пока не облил себя пивом, и тогда выругался.

— Так я и есть женщина, — сказала Глория. — И значит, вправе задавать вопросы.

— Ах, вы женщина? А я вас за снежного человека принял. — Фахардо допил пиво и потянулся к бутылке Глории: — Вы позволите? Спасибо.

«Да, берите» Глория сказала, когда он уже покончил с первым глотком. Фахардо ткнул в ее сторону горлышком бутылки:

— Напрасно вы пренебрегаете этим напитком, сеньора. Он далеко не дешев.

— Вижу, вы покупаете американское пиво, — сказала Глория.

— Только его. А вы полагали, я «Корону» пью? Да я мексиканского пива в рот не возьму.

— Нет? — спросила она.

— Ни под каким видом, guey, — сообщил, обращаясь к Карлосу, Фахардо. — И знаешь почему? Потому что его делают из воды, в которую ссут мои дети. Хватит с меня и того, что я им пеленки меняю, еще и пить это добро, чтобы расслабиться, — увольте.

— А вы меняете им пеленки? — спросила Глория.

— Американское пиво чистое, — объявил Фахардо. — Да, я меняю их гребаные пеленки. Вы меня совсем не цените, сеньора. Я только одно от вас и получил — жестокое разочарование…

Он промокнул подолом рубашки глаза.

— Как тебе мои наручники, guey?

— Неплохо.

— Не жмут?

— Нет.

— Ты чувствуешь, что отбываешь срок?

— Я его отбываю, — ответил Карлос.

— Да, но чувствуешь ли ты это? Чувствуешь ли, как становишься другим человеком? — Фахардо встал, вытер рукой губы. — Вы должны почувствовать, это удержит вас от совершения новых преступлений, сеньор, а иначе какой же смысл сидеть в тюрьме?

Он сцапал Карлоса за запястье и передвинул запор наручников на одно деление.

— Это тебе как? — спросил он, дыша Карлосу в лицо.

— Хорошо.

Щелчок.

— А теперь?

— Хорошо.

Щелчок.

— А теперь?

На щеках Карлоса вздулись желваки.

— Вот теперь, пожалуй, плоховато.

Фахардо улыбнулся, поцеловал Карлоса в нос и на пару делений ослабил наручники.

— Ты почти уже уплатил обществу то, что задолжал ему, — произнес он, падая в шезлонг.

— Вы помните мой первый приезд сюда, Teniente? — спросила Глория.

— Мммм? О, разумеется, — ответил Фахардо. — Конечно, я помню тот день. Весенний день в разгар лета. Чирикали птички, синели небеса. Я был тогда молод, полон жизни. Революция была в самом разгаре. Пели скрипки. Пиво было холодным, а ночи жаркими. И… бреххк.

Он рыгнул и расхохотался.

— А зачем я приезжала, помните?

— Перепихнуться хотели.

— Нет, Teniente. Я кое-кого искала.

— Американца. Hombre numero ипо[66].

— Si.

— А вместо этого полюбили мексиканца. — Фахардо встал, улыбнулся Карлосу: — Ты откуда такой, guey?

— Из Мехико, — ответил Карлос.

— Да ну? — Услышанное, похоже, заинтересовало Фахардо. — А из какого района?

— Бенито Хуареса.

— Ни хрена себе. Я когда-то работал в тех местах. Служил в полиции. — Фахардо вытащил из кармана свой полицейский значок. — Я и сейчас в ней служу.

Он разжал пальцы, значок выскользнул и упал под шезлонг Фахардо.

— Жизнь полицейского бывает иногда очень опасной. Тебе это известно?

— Конечно, — сказал Карлос.

— Ну а чем ты там занимаешься?

— Строительством.

— Как интересно, — произнес Фахардо. — Строительством, а? Тогда у нас с тобой должна быть куча общих знакомых. Все вы, ребята, трепаное жулье. Кто твой босс?

Карлос, на миг замявшись, ответил:

— Эдуардо Полажек.

Лицо Фахардо расплылось в улыбке, увеличившей его раза в два:

— Да? Ну и ну. Вы наверняка ошибаетесь, сеньор; было бы безумием думать, что это правда.

— Это правда.

— Эдди Полажек — твой босс, — усмехнулся Фахардо. — Эдди Животное. Эдди, Эдди, ах, Эдди…

Он притопнул ногой.

— Я этого прощелыгу знаю, он самое что ни на есть долбаное животное. Животновод. Известно тебе, что это такое?

— Да.