Если он не мог вырваться из резервации, чтобы купить виски или пива, то пил местный самогон мескаль.
В тот день, когда в резервации появился Хэнк, Алан допивал последнюю банку пива. Он до сих пор отчетливо помнит вкус и запах пыли, которую подняла машина Хэнка.
— Как дела? — буднично, словно они два дня назад виделись, спросил Хэнк.
— Так себе, — в тон ему ответил Алан.
— Господи, какая жара. — Навахо окинул взглядом голый двор. — Я уже забыл, какая тут погода в июле. Неудивительно, что белые отдали эту землю апачам, кроме них, не нашлось дураков, которые согласились бы здесь жить, — грубо пошутил он. — Пойдем в дом, ты дашь мне такую же баночку.
— Извини, эта — последняя.
— Ну и прекрасно. Кстати, Бюро по делам индейцев запрещает употреблять в резервациях спиртные напитки.
Алан впервые улыбнулся. Да, индейцам запрещено покупать спиртное на их собственной земле, многие из них, в том числе и его отец, умирали от цирроза печени в резервациях, где якобы был сухой закон.
— Я ждал, что ты мне позвонишь, — сказал Хэнк.
— Я собирался… но… ты знаешь, как это бывает.
— Да, знаю. На прошлой неделе мне позвонила твоя мать и рассказала, что с тобой происходит. Ты катишься вниз, парень! Когда собираешься в художественную школу? Ты же обещал прийти, когда вернешься.
Алан поднес к губам банку, потом сообразил, что она пуста, и швырнул ее в кучу других.
— Мои планы немного изменились. Во Вьетнаме у многих меняются и планы, и отношение к жизни.
Хэнк вскочил на ноги, схватил Алана за воротник рубашки и повернул к себе.
— Слушай, дерьмо собачье. Не ты один был на войне и вернулся оттуда ушибленным. Не ты первый, не ты последний. В свое время я побывал в Корее и представляю себе твое состояние. Но, честно говоря, не думал, что ты окажешься таким слабаком.
— Отвяжись! В последнее время слишком многие доброжелатели читают мне морали.
Навахо яростно тряхнул головой.
— Когда-то я решил, что ты не похож на других, такой гордый, талантливый, из тебя выйдет человек, которому сможет подражать любой индейский парень. Черт подери, ты обязан исполнить свой долг перед самим собой и своим народом. Ты не имеешь права зарыть в землю свой талант.
Хмельной туман в голове Алана вдруг рассеялся. Ярость и отчаяние вырвались наружу, требуя немедленного удовлетворения. Алан издал дикий крик, отскочил назад и стал кружить вокруг Хэнка, готовясь напасть на старого друга, избить его руками и ногами, как это умеют делать только апачи. Он ударил его ногой в бедро, а кулаком в челюсть.
Схватка была неравной. Через секунду Хэнк уже сидел на нем верхом, и его лицо выражало такую забавную смесь злости и озабоченности, что Алан невольно засмеялся. И чем дольше хохотал, тем больше хмурился Хэнк. Пока не рассмеялся сам.
Так началось долгое и трудное выздоровление.
Когда они на следующий день покинули Сан-Карлос, Алан думал, что их путь лежит в Феникс, но Хэнк повернул машину на север, в страну навахо, вечером того же дня они приехали к его дому. На следующее же утро Хэнк устроил Алану индейскую баню с парилкой, и поначалу тот возненавидел маленькое темное помещение с едким запахом пота многих поколений навахо, парившихся в нем. Но постепенно Алан стал замечать, что вместе с потом из него уходит и накопившийся ужас Вьетнама.
Проснувшись однажды утром, он увидел стоявшего рядом незнакомца.
— Это Арт Накаи, — с почтением сказал Хэнк.
Алан сразу вспомнил хаатали, целителя, у которого несколько лет обучался его друг. Последний великий врачеватель племени навахо знал восемь Путей исцеления. Изучение сложных ритуалов хотя бы одного Пути требовало много лет упорного труда, а знать восемь — это уже феномен.
— Арт и я считаем, что ты готов к церемонии исцеления, — продолжал Хэнк. — Он приехал посмотреть, какая именно церемония нужна тебе.
Алан собрался вскочить, но тут Накаи склонился к нему и уверенным движением сильных рук заставил его лечь.
— Не вставай, — приказал старик.
Потом, закрыв глаза, вытянул руки над безвольно распростертым телом, и они начали описывать в воздухе сложные фигуры. Алану стало не по себе, волосы у него поднялись дыбом, по телу побежали мурашки.
Несколько минут спустя Накаи открыл глаза и сказал, обращаясь к Хэнку:
— Твоему другу нужен Путь красоты. Я приду через четыре дня и проведу церемонию. К этому времени все должно быть готово.
Пока Алан одевался, Хэнк давал объяснения:
— Тебе крупно повезло. Путь красоты занимает всего две ночи. Обычно им лечат больных со смятением духа. Если бы Арт определил у тебя умопомешательство, — хитро улыбнулся навахо, — то предписал бы Ночной путь, а он длится больше недели.
В оставшееся до церемонии время они навели порядок в хижине, собрали топливо для костра и лекарственные растения. Племя было ревнивым хранителем древних традиций и ритуалов. Пока Накаи будет возвращать Алана к гармонии мира, Хэнк по указанию целителя закончит сухие рисунки, белые называют их песчаными картинками. Когда-то способов лечения было практически столько же, сколько и врачевателей.