Зной

— Это, собственно говоря, не имеет большого значения, пока он не покалечит кого-нибудь или его кто-то не покалечит. В той автомобильной катастрофе еще кто-нибудь… пострадал?

— Он мне не сказал. Сказал, что ведет расследование.

Реджи поджал губы:

— Не уверен, что я понимаю смысл этих слов.

Глория взглянула в окно. За ним прогуливался Лос-Анджелес. Обычно забитые автомобилями магистрали перешли во власть легионов людей в темных очках, отчего казалось, будто за окном — уличная ярмарка. Желтоватое тяжкое тепло переливалось через край города, точно землетрясение разорвало какую-то подземную трубу.

— Не очень-то копы мне помогли, — сказала она.

— Мексика, чего ты хочешь.

— Я говорю про полицию Лос-Анджелеса.

Реджи пожал плечами.

— Диспетчер, с которой я разговаривала, упиралась как ослица. А когда я позвонила после полудня — рассказать, что мне удалось выяснить, — то попала на другогокопа, такого же упрямого.

— Они не упрямы, Гиги. Просто выполняют свою обычную работу. А это может создавать впечатление упрямства. Особенно в такой день, как нынешний.

— Ладно, а мне что прикажешь делать?

— Ну, если твой парень умер…

— У него есть имя.

Двери кухни распахнулись с негромким «данг», и появилась официантка, одной рукой она несла сразу несколько тарелок. Реджи помахал ей, пальцем нарисовал в воздухе галочку и снова взял Глорию за руку.

— Я понимаю, как тебе тяжело, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Спасибо.

— Если захочешь поговорить обо всем, то позвони. Я всегда в твоем распоряжении, Гиги.

Она кивнула.

— Ладно. — Он встал. — Десятки хватит?

Прежде чем уйти, Реджи промокнул парой салфеток лицо, словно втирая в него жидкую косметику. Потом откозырял Глории, и этот жест сказал ей, что он тоже озабочен случившимся — до некоторой степени. Глория ощутила благодарность к нему, не ставшему притворяться таким же расстроенным, как она. В каком-то смысле, после того как все их юридические связи оборвались, они стали людьми более близкими — и куда более честными.

Она сидела над чаем, к которому так и не притронулась.

— Привет, — сказала официантка. И, оторвав счет от висевшей у нее на поясе книжечки, прихлопнула им по столу и удалилась, позвякивая стопкой грязных тарелок.

Глория сказала ей в спину спасибо. Официантка обвела полную сумму счета кружком, приписала сбоку свое имя и пририсовала двусмысленно улыбавшуюся рожицу. Глория проверила правильность сложения — сила привычки. Вместе с налогом и чаевыми ее часть счета составляла около двух пятидесяти, доля Реджи — четырнадцать долларов.

Глава четвертая

Адвоката, услугами которого пользовалась «Каперко» — не так уж, впрочем, и часто, — звали Уэсом Кацем. Ему принадлежал шикарный сумрачный офис на двадцать третьем этаже здания в Сенчури-Сити. Из восточного окна приемной открывался вид на зеленый с золотом простор Беверли-Хиллз и подбиравшиеся к нему гигантские валы смога. Глория побывала здесь все один раз, однако комнату эту помнила отчетливо: Кац предоставил ей тогда массу времени на изучение приемной, продержав Глорию в ожидании полчаса. Стены приемной украшались дипломами и обрамленными газетными вырезками — документами, имевшими отношение главным образом к самому Кацу Лишь некоторые касались его детей: написанные ими колонки школьной газеты и тому подобное. Имелось также извещение о свадьбе Каца и Черил Энн Джексон. Фотографии отсутствовали.

Глории приемная не понравилась.

Ждать ей пришлось и сегодня. Но не пришлось, по крайней мере, сидеть в приемной и читать восхвалявшие Каца бумажки.

— Никто не знает, когда наше здание откроют для доступа, — сказала Черил Энн Кац, принеся Глории стакан воды и усадив ее в не менее шикарной гостиной Каца.

И добавила:

— Сначала они должны провести сейсмическое тестирование.

Глория кивнула. Вот, значит, где он держит семейные фотографии. Здесь были снимки Уэса и его сыновей, носивших, надо полагать, имена Спенсер и Джош. Черил Энн недолгое время была, по-видимому, королевой красоты, во что Глория поверила без какого-либо труда. Семейство любило горные лыжи — по всей гостиной были развешены снимки, сделанные в Вейле и Уистлере, а один, с явно продрогшей овцой на заднем плане, может быть, и в Новой Зеландии.

Глория не понимала, почему Кацы живут в Чевиот-Хиллз, а не в Беверли. Не хотят бросаться в глаза? Или считают, что этот прозаический район — самое подходящее место для их не видавших материнской груди, вскормленных смесями натуральных продуктов детей?

— Мы даже машину из гаража вывести не можем. На подъездную дорожку упало дерево. Живем, как на ферме! — Черил Энн рассмеялась. — Совершенноне могу понять, вы-то как сюда добрались. Где вы оставили машину?

— Я пришла пешком.

— Откуда?

— Из Западного Голливуда.

— М-м, — произнесла Черил Энн. — Путь не близкий.

— Около четырех миль, — сообщила Глория.

— У вас, должно быть… очень крепкие… ноги, —сказала, улыбаясь, Черил Энн и тут же густо покраснела.

Она встала, выпрямилась, точно троянский солдат, и объявила:

— Мистер Кац выйдет через минуту.