Знание-сила, 2005 № 06 (936)

Со временем роль мимики возрастала. У человекообразных обезьян лицевые мышцы развиты так хорошо, что они могут разыгрывать с их помощью настоящие пантомимы. Их богатая мимика помогает сглаживать конфликты, поддерживать иерархию в стае, заключать дружеские союзы. Все чаше биологи полемически заявляют: «Человек вовсе не произошел от обезьяны, как заявлял Дарвин. Нет, человек и есть обезьяна. Голая, узконосая обезьяна!» Общая для нас способность улыбаться — лишнее тому доказательство.

Правда, в отличие от животных, люди могут выражать с помощью «нехитрого дела» — улыбки — самые разнородные и противоречивые чувства. Вся гамма настроений переливается в человеческой улыбке, порой меняя — уточняя, усиливая, опровергая — смысл каждого слова и жеста. И правит улыбкой не одна «мышца радости», которую искали физиологи минувших веков, а 43 лицевые мышцы. Их игра заразительна. Смех потрясающе интерактивен.

Уже ребенок, не знающий ни слова по-человечьи, прибегает к «языку улыбок». Его губы рефлекторно стягиваются в дугу — в «вольтову дугу» смеха. Она буквально гальванизирует окружающих; те тоже радуются, смеются, хлопают в ладоши, оживленно болтают. В этом своя хитрость. Малыш инстинктивно стремится задобрить окружающих, поскольку это помогает выжить в том опасном мире, что окружает его.

Смех и впрямь разряжает опасную ситуацию, понижает риск конфликтов. И, может быть, лучший знак того, что люди не хотят больше воевать, это разливанное море улыбок, пробившееся сквозь лед, что так долго сковывал лица окружающих. Но что тогда обилие хмурых лиц вокруг, таких как у меня? Знак будущей беды? Тень, долетевшая до нас из-за горизонта времени?

Жан Огюст Доминик Энгр. Портрет Каролины Бонапарт. 1815

Есть в улыбке что-то примирительное, конформистское. Она демонстрирует готовность подчиниться существующему порядку вешей — иерархии стаи, племени, общества. Бунтари не зубоскалят попусту. «Смех в глазах юмористов» (К. Кинчев) — знак их склонности к компромиссам. Когда настает конфронтация, тут не до беззлобных смешков.

В стае обезьян чаше смеются особи низшего ранга. Смех их заискивающий; они ищут расположения вожака. В авторитарном обществе юмор, усиленно насаждаемый сверху, выглядит оборотной стороной полицейской власти. Кто не готов послушно смеяться предлагаемым шуткам, может протестовать, а это — уже по другому ведомству.

Как замечают этнографы, в патриархальном обществе женщины улыбаются чаше мужчин. Те грозны и сильны, как неулыбчивые боги; женщины же, оставленные один на один с этой «грозной стихией», беспомощны; в их покорной улыбке — мольба, просьба о снисхождении. Виновато улыбаясь, просят прошения, замаливают грехи, пытаются оправдать свою жизнь — непрестанный источник вины. Если смех обличающий помогает расстаться с прошлым, то смех одобряющий — расстаться с будущим.

Женщины вообще смеются чаше и искуснее мужчин, но они, в принципе, и дипломатичнее их. Если бы нашими «государственными стаями» управляли мудрые жены, то войн было бы меньше, чем прежде. Недаром в современной Европе, миролюбивой Европе (в кои-то веки!) в высших органах власти так много женщин. Биологи отмечают, что женщины, с точки зрения эволюции, перспективнее мужчин. Они лучше умеют сдерживать агрессивные импульсы, разрушительные для любой популяции людей — от скромной ячейки общества, семьи, до его махины, государства. Это лишь повышает шансы популяции на выживание.

Нет на лице улыбки, и оно как в тени; стоит улыбнуться — будто душа нараспашку. Улыбка — это эсперанто рода человеческого. Чужие лексиконы, пусть даже они в ходу у братских народов, нам приходится подолгу зубрить, и все равно мы понимаем иностранную речь с трудом, если не учили ее с детства. Зато радость или огорчение бывают написаны на лице так внятно, что, кажется, не перепутаешь под любым созвездием. Даже слепые от рождения дети улыбаются с тем же выражением лица, что их здоровые сверстники.

В минувшем веке улыбки, конечно, обесценились. Если раньше приветливой, доброй улыбкой оплачивали благодеяние, заменяя движением губ звон золотой монеты, то теперь улыбаются на каждом шагу, как сыплют медяки на паперти. Улыбка весь день, словно приклеена к лицу человека, не сходит с его губ, — спасибо стоматологам! — не гаснет. Прямо электрическая лампочка какая-то, сияет себе, сияет. В ней нет ничего от осмысленного мимического акта. Улыбаются походя, это ничего не стоит — и ни о чем не говорит.

Еще в XIX веке было замечено, что наигранная улыбка отличается от искренней даже тем, какие мышцы сокращаются. Если ребенок улыбается постороннему, то делает это одними губами. А вот стоит завидеть мать, как моментально сокращаются еще и мышцы глаз. Он радостно смотрит на дорогого. ем> человека. Как показали опыты, редко кто может, имитируя улыбку, улыбаться искренне — и губами, и глазами. Это свидетельствует о том, что мы управляем работой лицевых мышц не только волевым усилием, но и бессознательно, рефлекторно.