Знание - сила, 2004 № 05 (923)

Никто не сомневался: чудесным образом спасенный мальчик должен стать хорошим священником. Да он и сам долгое время был в этом уверен. Особенно на это надеялся отец, Петр Дмитриевич, священник и очень уважаемый в городе человек.

Они были очень похожи — отец и сын. Оба, упорные труженики, бессребреники, строгие к себе служители идеи, страстно любили правду и почитали знание. Только вот и идею, и правду, и знание каждый из них понимал по-своему.

Эпизод 1

Сентябрь 1870 г., поезд Рязань — Петербург

Поезд тронулся. Иван смотрел в окно с жадностью: еще никогда он не ездил так далеко, к тому же — на совершенно новом транспорте: «чугунку» до Питера только что проложили.

В тот ли день все началось, когда семинаристу Павлову попалась на глаза статья неизвестного публициста по фамилии Писарев? «Всемогущее естествознание держит в своих руках ключ к познанию всего мира» — читал потрясенный Иван... Нет, гораздо раньше.

Ученику духовного училища, потом семинаристу Ване Павлову, азартному спорщику и жадному глотателю книг, чем дальше, тем тоскливее становилось в рязанской жизни: косной, медленной, стоячей, как вода в пруду. Как трудно, как непонятно, что в ней оказывался и его отец. Умнейший человек. Достойнейший. И при этом — священник, как можно?!

Со времен Петра не бывало в России такого разрыва со всем прежним, такого брожения умов, таких ожиданий, такой неизвестности. Когда ровесникам Вани было семь лет, кончилась Крымская война — унизительным для страны поражением. Перемен требовали, ожидали, боялись во всех слоях общества. В 1861-м рухнуло крепостное право, начались реформы, в Россию хлынули идейные и технические новшества с Запада. Столетия подряд жизнь разумелась сама собой; теперь ее предстояло устраивать заново.

Студенты шестидесятых рвались делать это немедленно, собственными руками, без прежних авторитетов и правил. Порвать со всем старым! Создавали себе необычную внешность: длинные волосы, синие очки... Вместо креста носили на шее медальоны с портретом Руссо; на богословских лекциях скандировали: «Человек — червяк!..» Религия, основа «старой» жизни, раздражала больше всего.

Юными умами 60-х владели вольнодумные публицисты: «два святых Николая» — бывшие семинаристы Чернышевский и Добролюбов — и новые идеалы: материализм, «разумный эгоизм», социальное значение искусства... И святость естественных наук: от них ждали ответов на все вопросы. Наукой наук была физиология.

Иван был готов в любую погоду часами ждать перед запертой дверью Публичной библиотеки, чтобы первым схватить книжку «Русского слова» со свежей статьей Писарева.

Главное — понять «физиологию» жизни. Тогда можно правильно и точно эту жизнь устроить. Разум, понимание — путь к свободе.

Что может быть достойнее работы в науке? О каком свяшенстве может идти речь? Разделять взгляды отца он не мог, подчиняться без согласия — тем более. Л юбые разговоры об этом с отцом неизменно кончались ссорой. Петр Дмитриевич был крут, гневлив, властен. Иван — упрям. Уступать не хотел ни один. И никому не признался бы гордый Иван, что теряет опору.

Семинария, споры с утра до вечера, до хрипоты. Преподаватели долбят: душа, душа... Но что это такое на самом деле, кто-нибудь всерьез исследовал?.. А вот Дарвин, между прочим, доказал — Иван читал об этом у Писарева: происхождение-то человека отнюдь не божественно!..

И вот однажды, раскрыв очередной номер «Медицинского вестника», рязанский семинарист Ваня Павлов прочитал: «Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности: одушевленность, страстность, насмешка, печаль... — суть не что иное, как результат большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц, — акт, как всем известно, чисто механический...» Это была работа Ивана Сеченова «Рефлексы головного мозга», совсем недавно освободившаяся из-под цензурного ареста. Увидев свет в 1866-м — в том же году, когда Россию потряс выстрел Дмитрия Каракозова в царя-освободителя, — она произвела ничуть не меньшее впечатление.

Автор утверждал: мозг — такой же орган, как все остальные. Все «душевные» движения — по сути, телесные и, как таковые, поддаются изучению. Вот он. ключ к так называемой душе!.. Вот чего стоит вся их религия.

Иван принял решение: он оставит семинарию и будет готовиться к экзаменам в университет. Сомнений не оставалось: заниматься надо только физиологией.

Перед самым отъездом Ивана Петр Дмитриевич вдруг смирился. Он не просто отпустил сына, он простил его. «Летом, на вакации, ждем» — сказал, как ни в чем не бывало.

Оба гордеца принесли жертву — каждый своему богу Иван - науке, познанию, свободе. Отец — наверное, любви...

Петр Дмитриевич Павлов, 1890-е годы

Варвара Ивановна Павлова, 1880-е годы

И.П. Павлов, студент университета, 1871 год

Эпизод 2

Осень 1873 г., Петербург, университет