Узнаваемое, соотносимое с собственными семейными преданиями позволяет говорить о типическом. Автор пишет о родне со стороны бабушки — народовольцах Раисе Львовне и Александре Васильевиче Прибылевых, осужденных по «процессу 17-ти» в 1883 году, и племяннике бабушки Владимире Осиповиче Лихтеншадте, уже эсере-максималисте, осужденном в 1906 году за участие в подготовке теракта. Террористы и ниспровергатели существующего порядка были и в моей семье, но шли на одно поколение раньше. Мой дед также разрешал своим детям общаться с соседскими мальчишками сомнительной репутации. Со слов близких: спустя десятилетия соседский мальчишка, превратившийся в сотрудника грозного ведомства, пересекся с нашей семьей, причем сохранил некую привязанность к моему дяде — единственному ребенку из «чистой» семьи, который играл с ним в том, сгинувшем навсегда прошлом.
Иногда читателя поражают яркие детали. Вот строчки из письма, написанного в августе 1914-го: «Россия должна победить, чего бы это не стоило. Даже Шлиссельбургские заключенные просятся в бой, просят послать их на передовые позиции, в разведку, на смерть». Вспоминается, что Первая мировая была встречена патриотическими манифестациями «публики», а в Петербурге толпа манифестантов на радостях сожгла германское посольство. А вот еще: шестнадцатилетняя девушка Вера Яницкая потрясена казнью террориста Ивана Каляева (1905 г.), называет его «честным борцом за идею» и добавляет: «Когда-нибудь мы отомстим и за тебя и за всех погибших... Скоро придет возмездие!» Относительно возмездия Вера не ошиблась. Сталкиваясь с такими свидетельствами, снова и снова убеждаешься в неизбежности исторических судеб России.
Сегодня происходит нечто большее, чем очередная смена поколений. В прошлое уходит интеллигентская традиция. Крестьянская семья кончилась в 70- 80-е годах XX века. Писатели-деревенщики величественно и возвышенно пропели ей «Вечную память». Российская интеллигенция (в тех социокультурных характеристиках, которые задавали этот феномен) на наших глазах завершает свою историю. Шестидесятники прошлого века - последнее «чистое», беспримесное поколение интеллигенции. На смену ей приходит нечто иное, чему еще не даны имена. Обращаясь к старомодной фразеологии, новых людей можно назвать «буржуазными интеллектуалами».
Интеллигенция была неотделима от традиционного общества, переживающего модернизацию. Она вырастала из нищающего дворянства и средних слоев города, вбирала в себя жителя черты оседлости, прибалта, поляка, русского немца. Это был внутренне противоречивый феномен: личностный и одновременно глубоко традиционный. Склонный к ниспровержению, но бережно сохранявший традицию. Приобщенный к индивидуалистической культуре Запала, но ценностно ориентированный на доиндивидуальный традиционный космос простого народа. Чуждый барственности, что отличало ее от худших представителей дворянства.
Эго не общетеоретические построения, а скорее наблюдения. Я говорю об истории моей семьи, которая когда-то тоже была большой семьей. О круге близких людей, родителей которых лет 70 назад называли «бывшими». Олег Яницкий рожден в этой традиции. Он не может не сознавать ее исчерпания. Но некогда эта традиция оформляла мир, давала силу жить, несла смысл человеческого существования. Книга Яницкого — об этом.
Галина Бельская
Музыка. Остальное - мелочи
Только что зал шелестел разговорами, программками и вдруг взорвался восторженными аплодисментами — великий маэстро шел к оркестру. Весь в черном, предельно собран, он поклонился публике и повернулся к музыкантам. Неуловимый жест, особый взгляд, и воцарилась абсолютная тишина. Нет, не мертвая — так природа замирает перед грозой в ожидании ливня-жизни, в ожидании напряженном и властном. Дирижер держит его, это ожидание, на кончиках пальцев, держит ровно столько, чтобы не нарушить гармонии, чтобы капля все нараставшего живого волнения не сорвалась раньше времени. И наконец, точный взмах? удар? И оркестр, подчиненный его воле, взгляду, жесту, словно выдыхает мощно и едино тот чудный, ожидаемый звук Начала.
И начинается работа. Дирижера, музыкантов, актеров и людей многих других профессий, создающих спектакль, оперу. Но меня интересует дирижер. Геннадий Рождественский.
У него совершенно пленительная улыбка. Доброжелательная, естественная, открытая, полностью обезоруживающая. А глаза при этом — начеку, внимательные, цепкие, не упускающие ни малейшей малости — внимательнейшие глаза к разнообразностям жизни. В плен попадаешь туг же!
Что он за человек, Геннадий Рождественский?
Один из лучших дирижеров современности, звезда мирового класса, удостоенный всех возможных наград и почестей. И конечно, часто — удручающей брани критиков и чиновников. Ну, да нам до этого дела нет — «собака лает, караван идет»! В его репертуаре более 2000 сочинений, из которых более 300 — мировые премьеры, а около 500 — российские. Невозможно представить себе объем знаний и памяти этого человека!
Я попыталась.