Коронация была кульминацией ее жизненного пути, начавшегося в крестьянской избе. Сохранилось восемь версий ее происхождения; по наиболее вероятной, она – лифляндская уроженка литовского происхождения из крестьян Марта Скавронская. Польский язык был родным для ее семьи, которую по указанию Петра разыскали, но держали далеко от двора во избежание огласки незавидного родства: брат царицы, Фридрих, был ямщиком, а сестра Христина с мужем – крепостными. Екатерина сумела стать не только очередной «метрессой», но и самым близким человеком для непредсказуемого и вспыльчивого царя. Она была заботливой женой и матерью, беспокоилась о здоровье Петра и умела успокаивать царя во время случавшихся с ним припадков. Однако семейное тепло вместе с необходимостью узаконить рожденных детей могли вполне объяснить официальный брак царя, но не демонстративную коронацию супруги. Зачем она?
В массовом сознании Екатерина, видимо, и воспринималась как добрая хозяйка и жена, но не прирожденная царица и уж никак не достойная верховного правления «баба». Даже в солдатских песнях петровской армии она не представлялась законной наследницей «империи», согласно им, на смертном одре Петр завещал: «Сенат судить князьям-боярам, всем старшим фельдмаршалам. А каменную Москву и Россию – Кате, а империю – царевичу…»
Сохранившиеся документы вполне соответствуют народным представлениям. Императрица распоряжалась закупкой вин и водки, приобретала заморские деликатесы – колбасы или «чекулад» с прибывших кораблей. Она умела сделать приятный сюрприз мужу: посылала ему свежую клубнику, огурчики или бутылку какого-нибудь особенного «крепыша»; приказывала наловить и доставить для него в Петербург «две тысячи раков больших», баловала его астраханскими арбузами и свежим виноградом. В свою очередь, Петр присылал «сердешнинкому другу» заграничные кружева или букет цветов из «ревельского огорода», бегло сообщал о походах и сражениях. Но в серьезные дела жену не посвящал, и следов ее участия в управлении государством нет, если не считать умение вовремя замолвить словечко за провинившегося.
Тем не менее торжество недавней царской наложницы состоялось. Оно стало наглядным воплощением нового принципа служения «регулярному» государству, когда путь к чинам и почестям открывали не происхождение, а заслуги и «годность». Екатерину вполне могли понять многие из собравшихся тогда в Кремле: почти четверть офицерского корпуса петровской армии составляли вчерашние крестьяне, посадские и прочие разночинцы, ставшие теперь «благородиями». Армия стала становым хребтом российской государственности, и сам Петр в манифесте о коронации жены на первое место поставил ее заслуги и известность в войсках: «Во многих воинских действах, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче прудской баталии с турки… почитай отчаянном времяни, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армеи».
Вместе с ливонской пленницей на историческую арену выходило целое поколение «выдвиженцев». Реформы же означали стремительную европеизацию этого слоя и «прививку» ему новых представлений. Повести петровской эпохи рисуют образ лихого и галантного шляхтича, который мог сделать головокружительную карьеру, обрести богатство и повидать мир от «Гишпании» до Египта «для смотрения дивных пирамид». Герой одной такой «Гистории о некоем шляхетском сыне» в «горячности своего сердца» уже смел претендовать на любовь высокородной принцессы, и в этой дерзости не было ничего невозможного: «Как к ней пришел и влез с улицы во окно и легли спать на одной постеле…», и уже очень скоро в «эпоху дворцовых переворотов» этот литературный образ стал реальностью.
Но фортуна петровской эпохи была сурова: могла возносить людей в одночасье к вершинам власти и безжалостно свергать их оттуда.
Так могло случиться и с Екатериной. Могло, но не случилось. После смерти всех сыновей от нее Петр решился остановить на жене свой выбор на основании принятого в 1722 году «Устава о наследии престола». Этот акт отменял принцип передачи власти по нисходящей линии от отца к сыну и разрешал царю избрать таковым любого из возможных претендентов. Едва ли император обольщался насчет государственных способностей Екатерины. Скорее, он решил предоставить ей, независимо от брака, особый титул и право на престол в расчете на поддержку своего ближайшего окружения. В мае 1724 года вопрос, казалось, был решен: очевидцы даже заметили слезы на лице Петра в момент возложения короны на голову его Кати. Она же в порыве чувств «хотела как бы поцеловать его ноги, но он с ласковою улыбкою тотчас же поднял ее».
Но… Удар постиг Петра с той стороны, откуда он менее всего его ожидал.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное