Знание-сила, 1998 № 02 (848)

Их можно назвать: даруюшие бессмертие. Они — это профессор истории Б. С. Илизаров, специалисты архивного дела Г. И. Попова, Г. С. Акимова, Валя Антонец, Т. М. Горяева, С. В. Пашков, их помощница по административно-хозяйственным делам М Н. Кохтева. При них добровольцы, не связанные службой в архиве: историк И. М. Меликсетова, доктор технических наук Р. Б. Котельников. Все они или почти все связаны (кто — в прошлом, кто — теперь) с государственными архивными управлениями страны, а также историкоархивным институтом, с его ректором Ю. Н. Афанасьевым, одним из авторов идеи Народного архива. Идею еще можно назвать новым вариантом бессмертия, точнее — очередным: сколько их было! что не случайно в России, к которой не хочется ставить: «многострадальная», а только — «мечтательная». Вспомните Н. Ф. Федорова с его «Философией общего дела», возьмите Мавзолей Ленина, раскройте А. Платонова:

«— Прушевский! Сумеют или нет успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей?

— Нет,— сказал Прушевский.

— Врешь,— упрекнул Жачев, не открывая глаз.— Марксизм все сумеет. Отчего ж тогда Ленин в Москве целым лежит? Он науку ждет — воскреснуть хочет...»

Из архивных коллекций

В документе, здесь нами приведенном, обратите внимание на две детали. Во-первых, свидетельство говорит о «праве жительства вне черты оседлости» евреев, а не граждан иудейского вероисповедания; значит, уже в 1907 году, тем более в 1911, «еврейский вопрос» имел скорее этническую, чем религиозную окраску. Во-вторых, в 1911 году все, даже чиновники канцелярий, ожидали скорого пересмотра оного, «еврейского вопроса», что придавало любому, вплоть до самого мелкого, решению в этой области временный характер.

А еще раньше эта мысль, восходящая к Библии, была выражена интимней: «Спи, милый прах, до радостного утра». Но так случилось, что вместо радостного утра страна проснулась кровавой зарею. А кто и не проснулся совсем. Целые народы, пласты жизни, роды, поколения ушли в макулатуру, в никуда. Огромная архивная держава СССР обеспечила правом на память только себя, свою партийность и государственность — через монстров, героев и классовую борьбу,— при том, что на каждом шагу: про народные-массы — движущую силу-истории. «Общественная невзрачность» не интересовала архивы, и глубинные пласты жизни были оставлены без внимания. Но человек обрастал памятью, что-то хранил, собирал, в чем-то видел остатки сердца, свидетельство давнего чувства. Те же государственные бумажки слишком дорого доставались, чтобы разделаться с ними одним махом. Но куда их? Они никому не нужны.

«Каждый имеет право на намять» — под этим девизом и возник Центр документации «Народный архив» в 1988 году, когда заговорили о социализме с человеческим лицом. Значит, десять лет, как память — духовная ценность в своих материальных предметах — нашла себе приют. И нс только приют — стала жить, питая умы, давая уникальную информацию. Письма, дневники, фотографии, записи разговорной речи, откровения людей «социального дна» (во всем теплится и пульсирует кровь, кричит душа) нашли своих исследователей, писателей, репортеров. Выставки, конференции, сборники...

Десятилетие — маленький юбилей. Но в архиве не до него. Последние два-три года он влачит... Не хочу продолжать. Два года Поддерживал Д. Сорос, единственный благодетель. А теперь? Остался энтузиазм пятерых и приступы новой действительности: «Освободить помещение до нового года!» А потому на свой страх и риск я обращаюсь к мэру Москвы:

Юрий Михайлович, Вы устроили чудесный праздник 850-летия. Он отшумел, скрасил кому-то жизнь, остался в памяти как шаг на пути национального примирения. Сделайте следующий шаг, быть может, более трудный: верните людям надежду на то самое утро. Простым, беспомощным, одиноким. Дайте бессмертие. Для этого есть главное — душа и чистые руки. Нет же — денег и помещения. Если не Вы, то кто?.. А если никто, то опять все развеется, распылится, пойдет прахом. Глубинная правда России опять останется неприкаянной. Она все равно будет жить, но без нас. А время собирать камни пришло.

И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе;

А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.

Экклезиаст

Первых впечатлений, собственно, было два. Сначала голос. Негромкий. Сдержанный. Без эмоций. Без лишних слов. Разговор сводился к следующему: «Как попасть в ваш архив?» (с упором на «ваш»).

Вопрос — с заиканием неосведомленности, ответ — как распахнутые двери с «Добро пожаловать».