Знаменитые случаи из практики

Медицинский отчёт может заставить нас предположить, что случай Шребера представляет собой обычную форму фантазии об Искупителе, при которой больной считает себя Сыном Божьим, судьба которого -- спасти мир от его несчастий, от грядущего разрушения и так далее. Именно по этой причине я счёл нужным обратить внимание на особенности шреберова отношения к Богу. О значении этого его отношения к Богу для всего остального человечества лишь изредка говорится в Мемуарах , и то только при описании последней стадии формирования его иллюзий. Оно заключается в общих чертах в том, что ни один умерший не может достигнуть блаженства пока большая часть божественных лучей поглощены им (Шребером) за счёт его силы притяжения. (32) Также, лишь только на очень поздней стадии ясно проявляется отождествление себя с Иисусом Христом.(338 и 431)

Бессмысленна любая попытка интерпретировать случай Шребера, не учитывая его особое представление о Боге, представляющее собою смесь преклонения и мятежности по отношению к Нему.

Теперь я обращусь к другому, тесно связанному с Богом предмету, а именно к состоянию блаженства . Шребер также называет его “загробной жизнью”, до которой человеческая душа поднимается после смерти в процессе очищения. Он описывает её как состояние непрерывного наслаждения, связанного с созерцанием Господа. Это не особо оригинально, но, с другой стороны, удивительно, что Шребер делает различие между мужским и женским состоянием блаженства (Было бы гораздо более в соответствии с исполнением мечтаний, предоставляемым загробной жизнью, если бы нам наконец-то было позволено быть свободными от половых различий.

Und jene himmlischen Gestalten sie fragen nicht nach Mann und Weib.

[ Из песни Миньона в Wilhelm Meisters Lehrjahre Гёте , Книга VIII, глава 2.

И те спокойные сияющие сыны утра Не спрашивают, кто девушка, а кто мальчик).

“Мужское состояние блаженства выше женского, которое, казалось, состояло исключительно в непрерывном чувстве сладострастия.”(18) В других местах это совпадение состояния блаженства и сладострастия выражается более открыто и без ссылок на половые различия; и более того тот элемент блаженства, который заключается в созерцании Господа более не упоминается. Так, например: ”Природа божественных нервов такова, что состояние блаженства сопровождается очень сильным ощущением сладострастия, хотя и не ограничивается только им.”(51) И снова: ”Сладострастие можно рассматривать как фрагмент состояния блаженства, заранее данный людям и другим живым существам.”(281) Так что, состояние небесного наслаждения следует рассматривать как усиленное продолжение земного чувственного наслаждения!

Это понимание состояния блаженства было отнюдь не являлось тем элементом фантазий Шребера, который возник на ранней стадии его болезни и позже исчез из-за несовместимости с остальными фантазиями. Даже в Описании Случая Болезни, составленном пациентом для Апелляционного Суда в июле 1901 г., он подчёркивает как одно из своих величайших открытий то, что “сладострастие находится в близком родстве (до сих пор незаметном для остального человечества) с состоянием блаженства, в котором пребывают души умерших”. [442] (Возможность такого открытия в сочинениях Шребера более глубокого смысла обсуждается ниже).

Мы в самом деле обнаружим, что это “близкое родство” является тем камнем, на котором он основывает свои надежды на грядущее примирение с Богом и окончание своих страданий. Божественные лучи утрачивают свою враждебность как только они убеждаются, что будучи поглощены его телом, они будут испытывать духовное сладострастие; (133) Сам Господь требует, чтобы Он мог находить в нём сладострастие(283) и угрожает ему совсем убрать лучи, если он не захочет культивировать сладострастие и не сможет предложить Господу то, чего Он требует.(320)

Удивительная сексуализация состояния высшего блаженства предполагает возможность, что шреберовская концепция этого состояния возникла из сближения двух основных значений немецкого слова “ selig ” - а именно “мёртвый” и “испытывающий чувственное удовольствие” (Крайние случаи двух способов употребления этого слова находят в фразе “Mein seliger Vater” [“мой покойный отец”] и в этих строках из дуэта в Доне Джованни:

Ja, dein zu sein auf ewig, wie selig werd' ich sein.

[Ах, быть твоим навеки—