Знамение. Час Икс

Мои первым малодушным импульсом, завидев лицо в окне, было вернуться в комнату, закрыть за собой дверь лоджии, плотно зашторить занавеску за собой и забыть о находке. Словно ее и не было. Но я знал, что так поступить было уже невозможно. Это лицо в очках там находилось. Как огромный жирный восклицательный знак. И от него мне уже было не отвертеться.

Благодаря увеличительным способностям бинокля, я смог рассмотреть лицо в окне в малейших деталях. Словно мы находились в одном метре друг от друга. Небольшой вздернутый нос. Уставшие карие глаза. Глубокие темные круги под ними. И потрескавшиеся губы, беззвучно двигающиеся, как у сурдопереводчиков новостей, произносящие слова, которые мне не были слышны.

И тут меня пронзило озарением. Круглое лицо с заострённым подбородком! Крупные черные очки в роговой оправе! Вздернутый кверху нос. Я узнал ее! Свою коллегу с прежней работы. Она трудилась со мной в одном офисе переводчиком с английского. И за несколько месяцев до моего перехода на новую работу вышла в декрет. После я встречал ее несколько раз в нашем дворе, выяснив что она с семьей сняла жилье в соседнем доме напротив. Я попытался выудить из недр своей памяти ее имя. Но не смог. Что-то короткое и начинающееся на «Б». Да, у меня отвратительная память на имена. Но в противовес этому недостатку, я с патологической точностью запоминаю массу мелких и несущественных деталей о людях. Их запахи. Манеру разговаривать. Форму их ногтей. Царапины на руках. Слова, которые они мне когда-то сказали. И то, что я чувствовал, когда они говорили мне слова, которые сказали.

Так что ее имя ничего бы не поменяло. Лицо в окне напротив уже превратилось из ничего не значащего для меня лица незнакомого человека. В лицо человека, который немедленно превратился в полноценного персонажа с плотью и кровью. С которым я был лично знаком. С кем мы обедали несколько раз в рабочих перерывах. С кем выходили покурить (когда я еще курил) на задний двор офиса, поболтать и посплетничать о коллегах.

Моя коварная, неуместно педантичная память подкинула мне еще несколько фактов о ней. О том, что я был подписан на ее страницу в Инстраграм. О ее поездке в Европу прошлым летом, фотографии о которой была битком забита ее лента и «сторис». Особенно я помнил один жирно отретушированный кадр. На нем, судя по «геотегу», был южный берег Испании. Она лежала звездочкой на пляжном песке. Довольная. Улыбающаяся. И короткая подпись под фото с россыпью эмодзи и теплыми приветами домашним. Также из ее ленты я вспомнил лицо ее мужа. Пухлый парень с круглым лицом. Похожий на супругу, как становятся похожими муж и жена после нескольких лет замужества. Он вроде работал инженером в одной из иностранных нефтяных компаний региона. Часто мотался в командировки, оставляя ее дома одну. О боже! С двумя детьми. Коварная память не знала ко мне пощады, подкидывая мне один новый жареный факт за другим, словно горячую картошку из костра в руки сидящих кружком туристов. И дети ее были приблизительного одного с моими возраста. Тоже девочки. Еще я вспомнил, как мы встретили ее с детьми на детской площадке. Разговорились. Вспомнили прошлое. Похихикали. И ее детки были с ней рядом. Такие же пухлолицые, как и их родители.

Боже! Боже!! Боже!!!

Теперь мне точно не отвертеться! И где теперь они? Эти крошки? И где ее муж? Если бы он был с ней, то показался бы в окне, не позволив супруге самой просить о помощи. Он погиб? Обратился? Не доехал до дома, застряв в очередной командировке, когда все случилось? Ладно с мужем! Где дети? Они с ней?!!

Будто услышав мои мысли, соседка ответила на мой вопрос. Она опустила лист бумаги. Наклонилась куда-то вниз. И подняла на подоконник, одну за одной, двух девочек. Моя память была преступно точна. Две крохи. Одна чуть старше второй. На вид — ровесницы моих дочерей. Все, как я и помнил. Только сейчас они выглядели и вели себя совершенно по другому. Они послушно, не капризничая, стояли и смотрели в мою сторону. Худые. Притихшие. С посеревшими и осунувшимися лицами. Так же, как и у матери, их губы растрескались и под их глазами красовались трагичные черные круги.

Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться. Они голодают. И у них нет воды. От подобного осознания, у меня внутри, по стенкам живота, будто заскреблись взбесившиеся кошки.

Желтая карточка! Запрещенный прием! Удар между ног!

Дети! Голод! Обезвоживание!!!

Наконец, она сняла девочек с подоконника. Снова наклонилась куда-то под окно. И через некоторое время прилепила к стеклу новое послание, слово в слово повторяющее мои страшные подозрения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«У НАС НЕТ ВОДЫ И ЕДЫ!!!»

Я смотрел на эти огромные красные буквы. Вроде такие простые и короткие. Но от которых несло черно-белыми хрониками Второй Мировой Войны, где на дергающихся полустертых кадрах, едва стояли, держась за забор, узники концлагерей. В ветхих полосатых лохмотьях. Истощенные. Сломленные. Со вздувшимися от голода животами.