Знак Вирго

Излагаю все это достаточно примитивно, но ведь таким было восприятие большинства, и мое, увы, тоже… Ну, а что же мыслящие взрослые, родившиеся еще в прошлом веке или в начале нынешнего, воспитанные на независимом мышлении русской и иностранной литературы; читавшие не только романы, но и социальные исследования, видевшие не только жизнь в России, но и в других краях… Что они, где они, эти взрослые? Не смею бросить камень во всех, да и вообще не смею бросать камни, но взрослые — конечно, те, кто не был арестован или расстрелян — в огромном большинстве своем следовали ремарке автора «Бориса Годунова» и — «безмолвствовали».

Не будем ломиться в открытую дверь, а также ломать копья и другие предметы, объясняя — оправдывая или порицая — их поведение. Все это общеизвестно, как и то, что, с одной стороны, их всех (нас всех) следует с полным основанием назвать конформистами, трусами, «бояками», «квислингами» (можно объявить конкурс на другие термины и эпитеты этого же ряда), но, с другой стороны, всех их (всех нас) можно понять, пожалеть и не относить к ним (к нам) все те эпитеты и термины (см. выше), — так как всякому нормальному человеку ясно, что обыкновенным людям свойствен и страх за себя и за близких, и ужас перед болью или унижением, и желание жить, и что нельзя от людей, не опьяненных до полубезумия водкой, верой или идеей, ожидать и, тем более, требовать, чтобы они закрывали амбразуры своим смертным телом…

Итак, с обследованием одежды «преступника» в школьной раздевалке ничего не получилось, и на следующей перемене Юра с приятелями опять поплелся к дверям девятого «Б». Для большей уверенности взяли с собой самого высокого из их класса — Лешку Карнаухова, объяснили, что, возможно, придется кое-кому «двинуть» или «стукнуть». На этот раз они уже издали увидели Мишу: он что-то оживленно обсуждал с рыжеватым низкорослым Саулом Гиршенко, тоже приехавшим сюда из Польши, из города Львова.

— Ну как? — спросил Витя у Юры. — Примерил на него кепочку? Подходит?

А Юра не знал, что ответить. То ему так казалось, то эдак. Но что определенно: ведет себя Мишка подозрительно — физиономию воротит, словно их здесь и нет. А если по правде — чего ему на них глазеть? Что он не видел? Никаких между ними общих дел не было и нет… Словом, Юру грызли сомнения.

— Ну? — спросили его в четыре голоса.

— Ребята, я не уверен. Может, он абсолютно не при чем. А я на него катить буду.

— Не кати, — согласился Коля. — Тогда давай его на пушку возьмем.

— На гаубицу, — сказал Витя. — А как?

— Очень просто. Например, подходим, глядим в упор, и кто-то говорит: «Чего ж ты кепку на глаза надвигаешь, когда людей бьешь? Надо с открытым забралом это делать».

— Постой, запишу, — сказал Витя. — Никак не запомнишь.

— Он дело говорит, — сказал Андрей. — А ты все с шутками.

А Лешка Карнаухов стоял и молча моргал глазами. Он не понимал, что происходит, не любил драк, но если надо за своего постоять, всегда был готов.

— Хорошо, — сказал Витя, — трое, значит, глядят в упор, один спрашивает, а он не краснеет, не бледнеет, глаз не отводит и отвечает: идите вы, вообще, от меня куда подальше, ничего я не знаю и знать не хочу. Тогда что?..

Юре было до чертиков приятно, что у него такие друзья: такое участие в его делах принимают; судят-рядят, волнуются, не меньше, чем он сам. Но он и злился — на них и на себя: что ничего придумать толком не могут для разоблачения… А еще в нем сидел противный страх: если это, правда, был Мишка и если он, Юра, будет продолжать ходить с Ниной… и все такое, а Мишка станет по-прежнему следить за ними из-за угла, то однажды может опять выйти из-за этого угла… При Нине… И тогда что? Ведь Мишка намного сильнее — и что получится? Удирать Юра, конечно, не подумает, но и победителем ему вовек не быть… Значит, отступиться от Нины? После всего, что было между ними?.. Никогда!..

Еще одна перемена прошла безрезультатно. Юре уж стало неудобно опять просить ребят, но они сами после звонка сказали: «Идем, надо кончать…»

Прозвучало очень грозно, но, когда подошли к той же двери 9-го «Б», от их решимости мало что осталось, и единственное, на что они оказались способны, это расположиться живописной группой у окна и, со значением переглядываясь, напряженно всматриваться в дверной проем.

Снова они увидели Мишу: опять он о чем-то говорил с Саулом Гиршенко, который нет-нет да посматривал на них. Вот Саул в который уже раз рубанул рукой воздух, мотнул рыжей головой, потом повернулся и направился к ним. Остановился в отдалении, задержал взгляд на Юре и поманил его.

— Ну, чего? — спросил тот.

— Поговорить надо, — сказал Саул серьезно и хмуро. — Только без них. С тобой с едным.

Он иногда путал еще русские и польские слова.

— О чем? — спросил Юра, чтобы оттянуть время.

— Сейчас узнаешь. Отойдем?

— А нам нельзя? — надменно спросил Витя. — Тайны мадридского двора?

Саул не удостоил его ответом, и тогда Андрей сказал:

— Да пусть шепчет, о чем хочет. Ты нам Мишку Волковицкого позови.

— Вот о нем я и хочу поведзить, — сказал Саул с нажимом на слове «нём».

— Давай при всех! — крикнул Коля.