Знак судьбы

– Я понимаю. Вы будете жить здесь… пока в доме не кончится еда. – Томас хохотнул. – Но не беспокойтесь, запасы у меня обильные. Однако хочу попросить вас подождать с началом описи имущества до вечера, а к тому времени, надеюсь, необходимость в этом и вовсе отпадет. – Томас взял с камина конверт и несколько минут изучал бумаги. – Насколько я понимаю, сумма в тридцать тысяч удовлетворит банк на данный момент. Что ж, вполне вероятно, что ближе к вечеру я вручу вам чек на эту сумму… Вы согласны, джентльмены?

Мужчины переглянулись. Не каждый день им приходилось выполнять свои обязанности в таком особняке, где, возможно, придется прожить недели две-три. Лучше уж не портить отношения с тем, кому предстояло кормить их, и… кто знает?… может, удастся здесь чем-нибудь поживиться. В доме полно ценных вещей, только китайский фарфор и всякие безделушки в шкафах могли стоить кучу денег. А еще в этой комнате имелись картины. Не исключено, что именно эти вещи и разорили хозяина? В банке сказали, что он по уши в долгах. В течение многих лет закладывал и перезакладывал свое имущество, и это не считая тех денег, которые Томас Моллен задолжал торговцам. Только три года назад он обновил в особняке все ковры, шторы и портьеры, что обошлось ему в десять тысяч. Ну и на здоровье, как говорится, если у тебя есть деньги. А Моллен заплатил торговцам всего три тысячи, и, как они поняли, больше платить не собирался. Единственным, кто не подал иск, оказался торговец углем, что брал свой уголь на шахте Армстронга. Так, может, Моллен и надеется взять в долг у Армстронга? Только очень богатый друг способен к вечеру ссудить тридцать тысяч.

– Очень хорошо, – согласился представитель банка. – Но есть еще кое-что. Предупредите слуг, кто мы такие. Хотелось бы, чтобы к нам относились с должным уважением. Сообщите также, чтобы они не пытались вынести что-либо из дома, наказанием за это им будет тюрьма.

Лицо Томаса вновь обрело свой привычный цвет. Ярость настолько душила его, что он не рискнул произнести хоть слово. Просто кивнул и, протянув руку к шнурку звонка, дважды дернул его.

В комнату вошел Орд. Взглянув на лакея, Томас с трудом сглотнул слюну, прежде чем смог отдать распоряжение.

– Отведи этих людей на кухню, проследи, чтобы их накормили. Они… к ним надо относиться с уважением. Эти джентльмены пробудут в доме до вечера.

– Слушаюсь, сэр. – Орд и мужчины посмотрели друг на друга и затем вместе вышли из комнаты.

В оцепенении Томас установился на закрывшуюся за ними дверь, потом медленно обвел взглядом комнату, словно не узнавая ее. Только сейчас, когда появилась реальная угроза потерять свой дом, Моллен начал осознавать, насколько он прекрасен. Дом построил дед, и взгляд Томаса остановился на его портрете, висевшем над камином. Дед был изображен в расцвете сил: благородные черты лица, черные волосы, с макушки к левому виску стекает прядь, словно ручеек из расплавленного серебра. Поговаривали, что именно при нем удача отвернулась от рода Молленов, но и при нем же расцвело благосостояние семьи. Моллены могли проследить свой род до шестнадцатого века, однако лишь во времена промышленной революции превратились из обычных торговцев в состоятельных людей.

Торгуя шерстью и занимаясь другими делами, Уигмор Моллен сколотил состояние. У него было четверо сыновей. Каждому из них он дал образование, стоившее огромных денег. Одним из сыновей Уигмор Моллен мог особенно гордиться, постольку тот стал студентом Оксфорда. Правда, никто из его детей не умер в своей постели, каждого настигла насильственная смерть.

Отца Томаса Моллена застрелили во время охоты на оленей в Шотландии. Утверждали, что это был несчастный случай, хотя никто не мог рассказать, как все произошло на самом деле. Выстрелить мог любой из десятка гостей, участвовавших в тот день в охоте, или кто-то из егерей. Томас Моллен часто задумывался: какая смерть ожидает его самого? Когда-то он немного боялся смерти, но теперь, перевалив пятидесятилетний рубеж и прожив бурную жизнь, его уже пугал сам переход в небытие. В данный момент Томаса волновало другое: чтобы его конец был достойным и не принес бы больших неприятностей близким. Однако он тщательно скрывал свою первоочередную заботу, ведь главе рода Молленов следовало не только быть, но и казаться влиятельным человеком. И даже признание сыну в том, что он устал от жизни, не изменили его твердого желания не умереть в нищете.

Томас облокотился о камин и прорычал сквозь стиснутые зубы: