Знак Берендея. Язык до Китежа доведет

— Одолжи, а? — Попросил Иван. — На одну ночь всего. Завтра же накуплю ей платьёв, юбок да сорочек всяких. Нонеча не успел. Когда у берегинь смена закончилась, все лавки да магазины позакрывались давно.

— Да пожалуйста! Минутку, сейчас принесу, — пообещал я и вышел во двор.

Бася зачем-то увязалась следом.

— Знаешь, Сеня, нашему Ваньке никак нельзя упускать эту девочку, — сказала она, когда мы шли через тёмный двор к «уазику». — Они же просто созданы друг для друга. Он парень видный, красивый, да ещё и не глупый. А из водяниц выходят надёжные подруги и самые любящие жёны. Особенно из берегинь.

— Надёжные, говоришь? А если она его утопит? — Хмыкнул я, забираясь в машину.

— И ты туда же! — Возмутилась Бася, запрыгивая следом. — Пошутили мы с девчатами, посмеялись над вами, чтобы слюни зазря не распускали. Нет, Сеня, берегини никого не топят. Наоборот, тонущих спасают, к берегу их выносят. Потому-то берегинями и зовутся. А Ивана нашего и впрямь спасать нужно.

— Кого?.. Ваню? Спасать? — Удивился я. — Да он сам кого хочешь спасёт! Вон, хоть Пузю вспомни. Или Белосвета с его молодцами из ларца…

— Ох, Арсений, — вздохнула киса, — Хороший ты парень, но иногда бываешь до ужаса невнимательным. Ушёл с головой в свои проблемы и упиваешься ими, не замечая ничего вокруг. И даже тех, кто рядом изучить не удосужился.

Вот ведь вредина пушистая! А самое обидное то, что она права. Из-за своих страхов и переживаний я не особо интересовался мыслями и чувствами своих спутников. Просто плыл себе по течению, воспринимая всё как должное. ­Хорош друг… Спасибо кисе, что в очередной раз ткнула носом.

— Признаю, лопухнулся, — нехотя пробормотал я. — Так ты говоришь, Ивана спасать нужно. От чего же?

— Да от того же, от чего и тебя. От одиночества, — грустно мяукнула Бася. — При всей своей внешней простоте, весёлости и бесшабашности, наш Ваня глубоко одинокий человек. И очень от этого страдает.

— Правда? Если честно, не заметил.

— Он давно привык это скрывать. Поверишь ли, вы с Мидавэлем стали первыми настоящими друзьями в его жизни.

Если честно, это заявление меня порядком ошарашило. Разумеется, я не поверил.

— Да быть того не может! Чтобы у парня, выросшего на селе, и вдруг не было друзей или приятелей? Так не бывает!

— К сожалению, бывает, — вздохнув, сказала кошка. — Селяне у нас люди тёмные. А Ваня коваль, причём коваль потомственный. От того все его беды.

— Ну и что с того, что коваль? Не вижу здесь связи.

— А она есть. Причём самая прямая: боится простой народ кузнецов. Боится за их власть над огнём да железом. В коварстве и колдовстве чёрном подозревает. А Дурак-то наш, сам знаешь, при случае и взаправду колдонуть может. Потому-то и один с самого детства, ни друзей, ни приятелей. Запрещали селяне отпрыскам своим с кузнецовым сыном водиться. Сторонились его. А ведь недаром говорят, что самая крепкая дружба всегда корнями в детство уходит.

Вот оно как! Тогда понятно, почему в Брутовке Ваня лишь быстренько проведал маму, а после целые сутки безвылазно просидел с нами в гостевой избе тётушки Луносветы. Не к кому ему было пойти.

Мне стало грустно.

— Потому и на тракт, проситься к обозникам, Иван пошёл один, — продолжала Бася. — И это притом, что в охрану издавна принято наниматься целой ватагой. Собираются хлопцы с одного села, и вперёд, за приключениями. Вместе и веселее, и спина в бою прикрыта. Одиночкам купцы всегда отказывают. Кстати, — словно очнулась киса. — А зачем мы сюда пришли?

— А вот за этим, — выдвинув из-под лавки дорожную сумку, я вытащил свитер. — Ваня попросил, будем Блестину утеплять. Идём, там нас уже заждались.

Мы поспешили обратно в трактир.

На ступенях Бася остановилась и подняла на меня глаза.

— Знаешь, Сеня, эльфийский мёд самые потаённые закоулки души раскрывает. Ночью, когда ты уснул, Ивана словно прорвало. Он выложил нам с Блаблом всё, что наболело. И поверь, ему сейчас очень нелегко. Только-только нашёл друзей, а уже пора расставаться. Думаю, Блестинка боль эту сразу почуяла, потому-то и на свидание согласилась. Чтобы спасти добра молодца, уберечь от одиночества. Так что нельзя Дураку её упускать! Никак нельзя! Ты уж намекни ему, по-дружески! — И киса, задрав хвост, ­шмыгнула в зал.

Я задумчиво посмотрел ей вслед. Да, мне прекрасно известно, что такое одиночество. Здесь, в чужом мире, оно ощущается особенно остро. В отличие от Дурака, у меня друзья были, но сейчас они очень и очень далеко. И, чего греха таить, отдаляться мы начали задолго до моего ухода в Навь. Общих интересов практически не осталось. У друзей давно семьи, дети, и одинокий холостяк стал им попросту не нужен. Грустно, конечно, но это жизнь.

Эх, где бы мне найти свою берегиню?..

Подавив горестный вздох, я вошёл в трактир и тут же приободрился: в помещении вкусно пахло свежей выпечкой. Источником божественного аромата служила распахнутая дверь кухни и громадное блюдо с пирогами в могучих руках Блабла. Что ж, тоска приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Как мудро говорил Ваня, погрустить можно и попозже, перед сном.

Заметив меня, гном обрадовался.