Знак

Примерно через час мы опять вернулись в систему скрытых проходов, облаченные в праздничные одежды. Я была в пурпурном платье – уже не материнском, а в наряде попроще, которого не жаль. Для пущей маскировки нанесла на щеки и скулы широкую диагональную полосу краски, полностью покрывавшую один глаз и отчасти – другой. Волосы заколола в хвост, предварительно покрасив пряди в синий цвет.

Без обычных теней под кожей я больше не была Кайрой Ноавек, которую боялся весь Воа.

Акос оделся в черное и зеленое, но себя разрисовывать не стал: ему было незачем.

Встретившись со мной взглядом, Акос остолбенел и сперва только молча пыхтел.

Мне прекрасно известно, как я выгляжу. Черты моего лица нельзя назвать мягкими или приятными. В общем, моя внешность – не такая, как у других, обыкновенных людей.

Мое теперешнее лицо является вызовом, сродни ослепляющему сиянию токотечения. Так что моя изначальная внешность не имеет принципиального значения именно в свете живых вен Тока.

Странно, что Акос сейчас обратил на меня внимание.

– Хватит таращиться, Керезет, – фыркнула я. – Где твои хорошие манеры? Постыдился бы!

Он взял меня под руку, и я повела Акоса в восточное крыло особняка – к лестницам. Ощупав балки в поисках меток, обнаружила круги, означавшие потайной выход. Точь-в-точь такие же были неподалеку от кухни.

Вокруг дома росла ковыль-трава, и нам пришлось продираться сквозь заросли до калитки, запертой на кодовый замок. Комбинацию цифр я, разумеется, знала. День рождения матери. Все коды Ризека так или иначе связаны именно с ней: дата рождения и смерти, дата родительской свадьбы, «счастливые» материнские числа. Исключение составляли лишь двери в самом крыле Ризека. Те запирались кровью Ноавеков. Туда я, впрочем, никогда не ходила по собственной воле, проводя с братом ровно столько времени, сколько ему требовалось.

Я заметила, что Акос следил за тем, как я ввожу код. Но, в конце концов, это была просто калитка на заднем дворе.

Мы зашагали по аллее, которая вывела нас на оживленную улицу Воа.

Я напряглась, когда по моему лицу скользнул взгляд какого-то мужчины. Потом – женщины. И ребенка. Глаза встречных цеплялись за меня, на затем люди отворачивались.

– Вот!.. – зашипела я и прижалась к Акосу. – Меня уже узнали!

– Вовсе нет, – возразил он. – Они смотрят, потому что у тебя ярко-синее лицо.

Я аккуратно коснулась щеки там, где краска определенно подсохла. Кожа оказалась шершавой на ощупь. Я как-то не сообразила, что в такой день взгляды чужих не значат ничего.

– По-моему, у тебя развивается паранойя, – предположил Акос.

– А у тебя – мания величия, если ты забыл, что регулярно огребаешь от меня в спортзале.

Он беззаботно рассмеялся:

– Куда пойдем?

– Есть идея, – ответила я.

И я ринулась налево, прочь от центра, туда, где улицы были не так запружены народом. В воздухе клубилась пыль, но по небу бежали фиолетовые тучи. Как только взлетит побывочный корабль, начнется гроза, которая очистит город, окрасив его синим.

Официальную, поощряемую правительством часть торжества организовали в амфитеатре в самом сердце Воа, но это было не единственное место, где шли гулянья. Кое-как уворачиваясь от локтей, мы шагали по узкой улочке. Дома здесь стояли тесно, точно прижавшиеся любовники, а горожане плясали и пели. Женщина, увешанная фальшивыми драгоценностями, остановила меня, схватив за руку, – роскошь, которую я никогда не могла себе позволить. С непривычки я едва не шарахнулась в сторону. Но незнакомка с улыбкой надела мне на голову венок из цветов фензу, называемых так потому, что они были сизыми, как крылышки светляков.

Мы с Акосом свернули к шумной рыночной площади, уставленной шатрами и прилавками под яркими тентами. Посетители азартно торговались, девушки перебирали дорогие украшения и дешевые побрякушки. В толчее сновали солдаты в блестящих начищенных доспехах. В воздухе плыл аромат жареного мяса.

Я невольно рассмеялась и посмотрела на Акоса. На его физиономии застыло ошеломленное выражение. Акос показался мне смущенным. Наверное, шотеты, которых он увидел, не вписывались в его картину мира.

Мы глазели на прилавки и продолжали идти, не разнимая рук. Я остановилась рядом с торговцем, предлагавшем ножи с резными ручками. Обычные клинки, без особенных каналов, и ток не обвивал их лезвия.

– Госпожа умеет обращаться с такими ножами? – спросил меня старик-торговец, одетый в тяжелую серую рясу золданских священников с длинными, свободными рукавами.

Религиозные золданцы предпочитали простые ножи, считая ток-ножи недопустимо легкомысленным использованием Тока, с которым следует обращаться осторожно и уважительно. В этом их взгляды совпадали с воззрениями верующих шотетов. Но в отличие от наших священников, старик-торговец не использовал свои религиозные взгляды в повседневной жизни, он не стремился изменить окружающий мир. Был, скорее, аскетом, который всегда держался в сторонке.

– Умею. И получше вас, – ответила я ему на золданском языке.

Говорила я на нем, если честно, неважно, но была рада возможности попрактиковаться.