Знаешь, доча...

В один прекрасный день я решил остановить это безумие. Тебе было лет шесть-семь. Я вдруг подумал: все твои утренники в детском саду, семейные праздники, выступления на сцене и другие «выходы в свет» я видел только через дисплей этой чертовой камеры! Искал нужный ракурс, выбирал удачные точки для съемки, ползал по полу, прятался за ширмами, выпрыгивал из-за чужих голов — словом, делал все, но только не смотрел туда, где ты была живьем, в «самом высоком разрешении»! И я сказал себе: хватит!

Сейчас, присутствуя на каком-нибудь детском мероприятии, я всякий раз вижу одну и ту же безумную картину — десятки светящихся в зале дисплеев смартфонов и камер. Поверь мне, это очень смешно… и глупо.

Кстати, видео с твоей школьной линейки в первом классе я до сих пор даже не сбрасывал с кассеты на «цифру». Никому не говори, а то убьют.

Потому что гладиолус

Свою собственную первую школьную линейку я помню смутно. Чувствовал ли я что-то наподобие стресса от резких перемен в жизни? Боялся ли неизвестности? Не знаю. Помню только, что с детским садом я попрощался легко и быстро: получил свой набор первоклассника, сфотографировался с группой в школьной форме и смылся домой.

Школа моя находилась в том же квартале, что и дом — пешком дворами можно дойти за три-четыре минуты. Первого сентября лил дождь, линейка проходила в подвальном гардеробе. В одной руке я держал синий шарик, в другой букет гладиолусов. Других цветов тогда мы не видели. Это вы сейчас тратите целое состояние, заказывая цветочные композиции, удел которых — завянуть через неделю в кабинете классной руководительницы. У нас же все было дешево и сердито. А нечего выделяться! Мальчики — в синем, девочки — в черно-коричневом, каждому в зубы гладиолусы по рублю за букет, и вперед за знаниями!

Посадили меня за первую парту. Наверно, потому что глаза были умные.

Папа гадский, но честный

Из книги «Томка. Начало»

— Пап, а у тебя были в школе строгие учительницы?

— Полно. Например, по математике. Совсем мрак. Поэтому я терпеть не мог математику.

— Да ладно!

— Ага. Часто тройки получал.

— А двойки у тебя были?

— Конечно.

— А по коридору ты носился как угорелый?

— Каждый день. Иногда меня ловили и наказывали.

— А пятерок у тебя много было?

— Тоже случались.

— А чего было больше — пятерок или двоек?

— Поровну. В основном, я получал тройки и четверки.

— М-да, пап, какой-то ты неидеальный у меня получаешься.

— Какой есть.

— А должен подавать мне пример!

— Вот и подаю.

— Какой?

— Вырастешь, станешь мамой, начнут тебе дочь или сын такие же вопросы задавать — тогда поймешь.

Ты уже поняла, к чему я веду, и мы с тобой уже обсуждали это во время совместных прогулок на свежем воздухе. Но я все-таки остановлюсь на этом важном моменте еще раз.

Итак, все родители любят приврать. Наши любимые истории начинаются со слов: «Вот я в твои годы…», — а продолжение может быть каким угодно:

— учился только на «отлично»;

— занимался в кружках художественного свиста, плетении корзинок, бегал на лыжах, мыл посуду, выносил мусор, ходил за хлебом — и везде успевал;

— ложился спать в десять;

— не сморкался в занавеску…

Бла-бла-бла.

Я в свое время наслушался мифов побольше, чем смогли придумать древние греки. Несомненно, родители мелют языком из лучших побуждений, чтобы, так сказать, собственным примером показать, что ты не бестолочь и можешь быть лучше. «Делай как я!», — как бы говорим мы.

Не надо, милая. Не делай как я. Давай уж как-нибудь по-другому.

Примерным учеником я был лишь первые три года (пара залетов с поведением не в счет). Табель об успеваемости сохранился только один, но честно скажу, что с первого по третий класс у меня было всего несколько четверок, а все остальные оценки — «отлично». Три года, милая (!), я оправдывал надежды взрослых, не затрачивая для этого никаких видимых усилий. С четвертого-пятого классов стало чуть похуже, а уж совсем «катастрофа» произошла в шестом. Но об этом чуть позже.

Что же случилось с этим «способным, трудолюбивым, любознательным мальчиком»?

А черт его знает. Много причин.

ABBA!

Ну, крыша-то у меня поехала уже в первом классе. Я рассказывал тебе чуть раньше о сильном влиянии старшего двоюродного брата-наставника. Так вот, не хоккеем единым он нас потчевал…

У него единственного в нашей родне был настоящий магнитофон — большой, древний, катушечный… Как бы тебе объяснить, что такое «катушечный»… В общем, компакт-кассеты ты у меня уже видела — у них пленка тонкая и узкая, маленькие катушки спрятаны внутри пластикового корпуса. На больших же магнитофонах пленка была широкая и наматывалась на бобины размером с блюдце. В процессе прослушивания пленка перематывалась с полной катушки на пустую, а по пути проходила через головку, которая считывала информацию… Короче, «гугл» тебе в помощь.

Для нас, сопливых салажат начала восьмидесятых, этот магнитофон был космическим кораблем пришельцев. Знаешь, как он назывался? Держись за стул!

«Дайна». Почти как тебя.