Змея, крокодил и собака

Я объяснила – настолько тактично, насколько могла – что друзья не принимают и не предлагают оплату за доброту, но в целом это было именно тем, что я бы предложила сама, если бы посмела. Я могла бы нанять наставников и учителей, которые бы забили голову Нефрет сведениями таким же образом, как гуся откармливают для foie gras[29], но она не могла научиться от них тому, в чём действительно нуждалась – манерам и поведению хорошо воспитанной дамы. И кто лучше всего научит этому девушку, если не Эвелина? А что до Уолтера, то он мог помочь стремлению Нефрет к учёбе, одновременно удовлетворяя собственные желания. Короче говоря, решение было идеальным. Я не предлагала его, потому что не хотела обвинять даже собственную совесть в том, что я пренебрегаю своим долгом. Кроме того, я ни на мгновение не представляла себе, что это устроит все заинтересованные стороны.

Теперь это предложила сама Нефрет, и с её тихой, но неуклонной решимостью невозможно было бороться. Эмерсон сделал всё возможное, чтобы убедить её передумать, особенно после того, как Рамзес, к удивлению всех (кроме меня), сообщил, что этой зимой он тоже остаётся в Англии.

– Не знаю, почему ты так настойчиво споришь с ним, – сказала я Эмерсону, который метался туда и сюда по библиотеке – как всегда, когда его что-либо беспокоило. – Ты знаешь, что Рамзес, приняв решение, никогда не меняет его. Кроме того, предложение девушки имеет свои преимущества.

Эмерсон замер и воззрился на меня.

– Не вижу ни одного.

– Мы часто обсуждали односторонность образования Рамзеса. В некотором смысле он так же невежественен, как Нефрет. О, разумеется, никто не мумифицирует мышей и не смешивает взрывчатые вещества лучше, чем Рамзес, но применение этих навыков ограничено. Что же касается поведения в обществе...

Эмерсон грозно заворчал – как и всегда при упоминании правил поведения в обществе.

– Я говорила тебе, – продолжала я, – как девчонки насмехались над Нефрет.

Красивое лицо моего мужа покраснело. Как бы он ни привык взрываться по любому поводу, но в этом случае совершенно не мог прибегнуть к своим обычным методам возмездия за несправедливость. Нельзя наносить юным дамам удары в челюсть или лупить респектабельную пожилую директрису. Он стоял с несчастным видом, сжав кулаки, и его плечи бугрились, как у огромного быка, мучимого уколами и ударами пикадоров. Несчастный – но величественный, поскольку, как я уже неоднократно замечала, впечатляющая мускулатура Эмерсона и благородные черты никогда не могут утратить свою значительность. Я поднялась, подошла к нему и взяла за руку.

– Разве это так ужасно, Эмерсон? Только мы вдвоём, и больше никого, как в прежние годы. Неужели моё общество так неприятно тебе?

Мышцы руки расслабились.

– Не мели чушь, Пибоди, – пробормотал он, и, как я и надеялась, заключил меня в объятия.

Вот так всё и устроилось. Излишне говорить, что Эвелина и Уолтер с восторгом выразили согласие. Я поспешила принять необходимые меры для нашего путешествия, прежде чем Эмерсону придёт в голову передумать.

Он слегка хандрил и до отъезда, и после него. Должна признаться, что и я внезапно испытала чувство потери, когда пароход выходил из дока, и я махала на прощание оставшимся внизу. Я даже не замечала, как сильно вытянулся Рамзес. Крепкий, надёжный, он, разумеется, стоял рядом с Нефрет. Эвелина обнимала девочку с другой стороны, Уолтер держал руку жены и энергично махал носовым платком. Они выглядели одной большой красивой семьёй.

Поскольку нам удалось захватить самое начало сезона, мы решили отправиться на корабле из Лондона в Порт-Саид вместо того, чтобы следовать по более быстрому, но менее удобному маршруту: на поезде до Марселя или Бриндизи, а затем – на пароходе. Я надеялась, что морское путешествие умиротворит Эмерсона и приведёт его в соответствующее расположение духа. Луна любезно бросала рябь серебристого света по воде, когда мы гуляли по палубе, рука в руке, и скользила по иллюминатору нашей каюты, чтобы пробудить нежные проявления супружеской привязанности. И не могу не отметить приятные изменения – возможность испытывать эти проявления, не задаваясь вопросом, не забыли ли мы запереть Рамзеса в соседней каюте.

Но Эмерсон не отзывался так быстро, как я надеялась, и часто хмурил брови, отстраняясь от окружающей действительности. Однако я была уверена, что его мрачное настроение развеется, как только мы ступим на землю Египта. Этот миг теперь был отдалён от нас всего несколькими часами пути. Мне показалось, что я вижу тусклый контур побережья, и я пододвинула свою руку к сильной коричневой руке, которая лежала на перилах.

– Мы почти приехали, – сказала я весело.

Эмерсон, нахмурившись, фыркнул. И не взял меня за руку.

– Что, чёрт побери, творится с тобой? – спросила я. – Всё ещё дуешься из-за Рамзеса?