– И то, и другое. – Губы Эмерсона искривились в выражении, которое едва ли можно было назвать улыбкой. – Я хочу, чтобы каждая царапина на этих стенах была зафиксирована. Один из способов может показать подробности, которые пропустили другие. После того, как вы сравните их и сделаете общую зарисовку, вернётесь с ней в гробницу и проверите её точность рядом со стеной. Можете взять Рене на помощь. Начните в комнате E и убедитесь, что вы не упустили ни одного дюйма на каждой стене.
Комната E была погребальной камерой – самой глубокой, самой отдалённой, самой жаркой частью гробницы.
– Конечно, – повторила я. Эмерсон ушёл, ухмыляясь. Пока он разглагольствовал перед людьми о том, что им следует выполнять, я отвела Абдуллу в сторону.
– Я не знаю, что он задумал, Абдулла, но он только что отослал меня в самую глубокую и удалённую часть гробницы, где я не могу следить за ним. Он не сказал, чего он хочет, но опасаюсь худшего. Я полагаюсь на тебя, друг. Стереги его! Не позволяй ему бродить в одиночестве.
– Не бойтесь,
– Отлично. Я доверяю тебе, как самой себе.
Я уже поворачивалась, когда старик нерешительно произнёс:
–
– Да, Абдулла?
– Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто ваша безопасность для нас не столь важна.
– Не нужно говорить мне это, старый друг, – тепло ответила я. – Мы с тобой читаем в сердцах друг у друга. И оба знаем, что Отец Проклятий неизмеримо больше нуждается в защите, чем я; он самый храбрый из людей, но часто принимает глупые решения. – И добавила, поправляя пояс: – Я в состоянии позаботиться о себе.
Губы Абдуллы дрогнули под бородой.
– Да,
– Мистер Вандергельт – настоящий друг, – согласилась я. – Нам повезло, что у нас есть такие преданные друзья – а ты, Абдулла, самый верный из них.
Исполнив то, что требовали правила вежливости, и высказав вслух свою привязанность, Абдулла отправился преследовать Эмерсона, а я нашла Рене и поручила ему заняться экипировкой.
Сайрус, конечно же, предложил мне помощь, но я видела, что его не интересует такая кропотливая работа, требующая усидчивости, и он не обучен ей. Когда я заверила, что справлюсь и без него, он не настаивал. Он уже смотрел сквозь
Мы с Рене несли рулоны бумаги и карандаши по длинным насыпям и лестницам, через полузасыпанную шахту по дощатым мосткам и вниз по короткому уклону в погребальную камеру.
Её размеры составляли примерно тридцать футов с каждой стороны (точнее – 10,36 на 10,40 метра), внутри находились две квадратные колонны и поднятый цоколь, на котором когда-то покоился саркофаг. Пол покрывала затвердевшая грязь, выглядевшая, как штукатурка. Поверхности стен и колонн украшали раскрашенные рельефы, смоделированные на слое штукатурки, нанесённой на поверхность скалы. Здесь, где покоилось само тело еретика, ярость его врагов проявилась полной мерой. Бо́льшая часть штукатурки исчезла. Однако некоторые рисунки были очерчены в виде набросков на самой скале до нанесения гипса, и эти грубые наброски всё ещё сохранялись.
– Мы начнём с задней стены, – сказала я Рене. – Я в правом углу, вы слева. Посмотрите сначала на меня: уверена, что вы знакомы с техникой, но у меня – свои методы.
Процесс сухой протирки состоит в прижатии тонкого листа бумаги над резьбой кончиками пальцев. Разумеется, влажная протирка даёт более точные копии, но часто повреждает разрушающиеся рельефы и удаляет последние следы любой оставшейся краски. Техника протирки самоочевидна: мягкие карандаши и постоянное, равномерное давление. Для рук это очень тяжело, особенно при работе на вертикальной поверхности.