Качающийся от ветра маскировочный фонарь за окном окрасил спальню в цвета вечернего моря. Комната утлой шлюпкой плыла в тревожных волнах. Глаза жены в колыхании призрачного света казались неестественно огромными и черными. Малыш спал.
– Бандиты? – в ужасе выдохнула Мария, путаясь в пуговицах платья.
Ночами в городе неистовствовала банда налетчиков, шерстивших как бывшую буржуазию, так и свежеиспеченное начальство.
– Вряд ли, – усомнился Хаим. Бандиты церемониться бы не стали – ничего не стоило выбить хлипкую дверь.
– Откройте! – послышалось из-за двери наступательное требование. Говорили по-русски.
Хаим зажег свет, звякнул засовом, и в квартиру уверенно шагнули двое – молодой белобрысый красноармеец и офицер в летней форме НКВД с военной сумкой-планшетом через плечо. Под мышкой чекист держал пачку канцелярских папок. Заглянув в одну из них, он чеканными шагами пересек прихожую, развернулся и хищно щелкнул каблуками.
– Хаим Исаакович Готлиб?
– Да, это я.
– Служили в акционерном обществе «Продовольствие»?
– Да… А в чем дело?
Энкавэдэшник на одном дыхании, как многажды повторенное, изложил официальным голосом с металлической ноткой:
– Хаим Исаакович Готлиб и Мария Романовна Готлиб, на основании вашей принадлежности к буржуазии и социальной неблагонадежности вы приговариваетесь к жительству в Сибири. – Чуть помедлив, добавил: – Пожизненно.
– Ссылка?..
– Переселение.
– Это как же… Это что – приговор?..
– Отмене не подлежит, – отрезал офицер и кивнул красноармейцу. Тот прошел в спальню.
– Там ребенок, – кинулась Мария.
Хаим со спящим сыном на руках, она, прижавшись к мужу, стояли у стены в прихожей. Офицер, усевшись на стул, с интересом листал папку с обычной надписью «Дело» и номером. Из комнаты раздавались звуки сноровистого обыска: грохали ящики комода, летели на пол кипы белья, книги, альбомы, распотрошенные стулья; хрустела под сапогами пуговичная мелочь из вытряхнутой коробки для шитья…
Брови чекиста вдруг поползли вверх, – он читал какую-то бумагу, о которой, по всей вероятности, не имел понятия. Холодные внимательные глаза прицелились в «буржуя».
– Вы знакомы с этим? – офицер показал на листок, аккуратно подшитый к папке.
– Да.
Хаима потрясла высокопрофессиональная работа народного комиссариата. Ведомство нашло в «жвалгибе» незабвенное письмо герра Дженкинса. Ариец английского происхождения продолжал преследовать бывшего коллегу с методичностью судьбы.
Хаим вспомнил слова отца: «… я купил у следователя твою свободу». Выходит, Бурнейкис, не заведя официального дела, решил все-таки сохранить документ. Теперь послание перевели на русский язык и вместе с оригиналом, а также прежним литовским переводом присоединили к досье.
– Почему нет протокола? Вас, что, не допрашивали? Как вы все это можете объяснить?
Короткие вопросы возвращались рикошетом скупых ответов, и понемногу в железобетонной крепости офицера образовалась брешь. Он расхохотался и бросил папки на столик трюмо.
– Московский разведчик! Охранка вам, видно, поверила. Что ж, и я поверю… Лицом к стене.
Малыш не пробудился ни от шума, ни от того, что его передали из рук в руки. Он всегда спал крепко.
Хаим оперся ладонями о стену. Энкавэдэшник быстро обыскал его и убедился, что в карманах пижамы нет оружия.
– Стойте так. А вы, – обратился он к Марии, – положите ребенка куда-нибудь в кухне. – Каблуки снова издали громкий челюстной звук. – Значит, Мария… Должно быть, вы и есть та самая переводчица шведско-русской национальности, из-за которой разгорелся шпионский сыр-бор?
Офицер окинул ее пытливым взором. В студеных глазах вновь мелькнуло что-то человечье, голос смягчился:
– Я вас раньше где-то видел… встречал… Где?
– Не знаю.
Тяжелые руки по-хозяйски твердо легли на пояс, и она сжалась от омерзения.
– Расслабьтесь, Мария Романовна. Я не специалист по женским недомоганиям.
Хаим дернулся и получил кулаком в живот. Удар был нанесен точный, чтобы устранить сопротивление наверняка, и от взорванной в печени боли замкнуло дыхание. Ловя ускользающий воздух, Хаим затуманенными от брызнувших слез глазами в бессильной ярости следил за тем, как опытные пальцы прощупывают тело его жены.
– Тут документы, – из спальни с картонной коробкой высунулся белобрысый солдат. Чекист вынул из нее недавно полученные советские паспорта и сунул их к себе в сумку. Жуя губами, словно сдерживая рвущиеся слова, он странно хмыкал и безотрывно смотрел на застывшую в брезгливом ступоре Марию.
По полу катались круглые, отвинченные зачем-то дверные ручки. Минуты влеклись обманные, ватные, будто в кошмаре, когда силишься и не можешь проснуться. Бесплодные поиски неведомых улик завершились через полчаса.
– Ничего нет, – доложил красноармеец и вытер рукавом распаренное трудами лицо.
– Вспомнил, – сказал офицер. – Вы похожи на американскую актрису Грету Гарбо. – Скользнув взглядом по наручным часам, присвистнул. – Мы опаздываем… Возьмите с собой самое необходимое, не более двадцати пяти килограммов на каждого, десять минут на сборы.