Змеев столб

Дистанция между ними сузилась – дистанция не расстояния, а самой пронзительной душевной близости, какая только существует на свете, и матушка Гене поняла, что муж дошел до последней точки откровения, когда у человека выходит вся кипящая в сердце боль.

Темные вены пульсировали на висках старого Ицхака. Трясущиеся ледяные пальцы отыскали руку жены, и две старческие руки – одна костлявая и почти неживая, вторая теплая и еще крепкая – цепко схватились, сжали друг друга в том неистовом, страстно-интимном объятии, которого матушка в своей жизни не знала… и всеохватный, безмерный, невыносимый страх передался ей. Колючий воздух наполнился ранящими предчувствиями, к телу подступила обморочная дурнота, мир медленно поехал кругом, переворачиваясь в глазах.

– Беги, Гене, там ребенок… Спаси его, сделай, что сможешь…

Старый Ицхак заплакал. Слезы бежали по лицу ручьями и сжигали жизнь в предсмертной прелюдии, они текли здесь, а он был уже по ту сторону плача, где горело, корежась, древо его семьи. Оцепеневшая матушка Гене видела, как в голове мужа шевелится, поднимая седые волосы дыбом, сверхъестественное чутье, несчастный дар, коренящийся в вековом горе, как старый Ицхак течет по земле остатками крови, а кровь топчут и топчут сапоги ада, воплотившегося в реальность.

Глава 14 Отмене не подлежит

От вечернего разговора с сестренкой у Хаима остался темный осадок, несмотря на то что запыхавшаяся Сара прибежала с радостным известием: матушка попросила показать их с Марией семейную фотографию.

Жена предложила поужинать в булочной «У Гринюса». Все называли эту булочную по-прежнему, и ничего в ней не изменилось, кроме того, что Гринюс уже не был ее владельцем. После экспроприации он остался работать пекарем на государственную зарплату, Нийоле так же обслуживала покупателей, а Юозас подменял их по необходимости, присматривал за братишкой и хозяйничал в крохотном кафе.

Мария собиралась постепенно отучать Ромку от груди и хотела договориться с женой пекаря о покупке молока – по утрам брат Нийоле приезжал из предместья на велосипеде с молочным бидоном.

Щеки Юозаса при виде Сары окрасил яркий румянец. Хаим замечал, что молодые люди стали обращать на сестренку внимание, в последнее время она удивительно быстро повзрослела и расцвела. Юозас, правда, был ровесником Сары, но выглядел гораздо старше – сильный, высокий подросток, почти юноша.

Она тоже прекрасно понимала, отчего краснеет паренек, и заглядывала в булочную чаще, чем в том возникала потребность – подразнить несчастного заику. Озорная душа девчонки не поспевала за внешним преображением. В этот раз Хаим сам наблюдал сцену, которую Сара разыгрывала чуть ли не через день. Она долго приценивалась к пирожным и что-то без конца спрашивала у Юозаса, а он послушно отвечал, страшно волнуясь и заикаясь больше обычного. Сара старалась не расхохотаться, ей доставляло удовольствие мучить мальчишку, – смеяться она будет потом…

Дома Хаим сказал сестренке:

– Я расскажу тебе маленькую историю.

– Давай, – обрадовалась Сара.

– У одного мальчика очень рано умерла мама. Мальчику исполнилось всего три года, это был смышленый, веселый малыш, он только-только начал много разговаривать, как все дети его возраста. Отец плохо приглядывал за ним, потому что работал с утра до вечера в пекарне, и ребенок играл во дворе столько, сколько ему хотелось. Однажды рядом проходил человек с большой собакой. Она сорвалась с поводка, – ее привлек бегущий мальчик. Может, вздумала поиграть с ним… Собака не укусила его, просто опрокинула и принялась катать по земле. Когда хозяин наконец сумел отогнать собаку, ребенок был без сознания. После выяснилось, что мальчик от испуга потерял дар речи. Заговорил он лишь через год – так же, как говорит теперь.

– Я не знала, – заплакала Сара. – Я же шутя, не со зла…

– Мальчик кое-как окончил начальную школу. Ребята дразнили заику… Наверное, шутя, не со зла, но он бросил учебу и взялся помогать отцу в пекарне.

Сара плакала навзрыд. Ромка потянул к ней ручки:

– Саль… а пачь, Саль…

Мария посмотрела на мужа с упреком: а сам ты не жесток?

…Пили чай с засахаренными каштанами. Притихшая сестренка снова оживилась, начала уверять, что матушка стала доброй и больше вообще ни на кого не сердится, потом пересказала свежие международные вести из отцовских передач.

Хаим проводил Сару до булочной: ей захотелось купить домой кексов. Он с улыбкой подумал, что эти посещения не так уж по-детски простодушны… А тяжелый осадок в душе остался из-за новостей Би-би-си. По словам сестры, в них сообщили о концентрации войск вермахта у восточных границ.

Он проснулся среди ночи от странного, словно атавистического, чувства прежде, чем раздался стук. Услышав его, попытался успокоить себя: «Опять учебная тревога. Солдаты идут по улице». Но стучали в дверь, и с лестничной площадки доносились сердитые голоса.