Зловещий трофей

— Расспрашивал я его подробно, несколько раз по хронологии возвращался, задавал те же вопросы, но с другого боку; перепроверял. Говорит складно. И как группа в засаду попала, и про госпиталь, и про то, как «Хорьх» на станции себе присмотрел.

— Угу, — кивнул Иван. — А про то, как вернулся в Москву? У нас-то с Саней не вышло узнать об этом — не успели.

— Тоже все гладко. Женат не был, когда уходил на фронт, из родни оставалась одна сестра, да и та померла в сорок втором. Говорит, может, оно и к лучшему, что близких нет. Дескать, кому такой нужен, безногий. А еще Игнату удалось переговорить с пожилой соседкой.

— Так-так. И что она сказала? — Старцев повернулся к Горшене.

Тот поднял свои зеленые глаза, печально усмехнулся:

— Тоже ничего ценного. До войны, говорит, сосед был более общительный. А как вернулся на одной ноге, так и не подошел ни разу, не поговорил, не пожалился. Только здоровается издалека, да бубнит что-то себе под нос.

— Это, я считаю, объяснимо, — кивнул Васильков. — Хлынов вернулся с фронта не только с физическим изъяном, но и с психологической травмой. Для инвалидов такая резкая смена характера — норма.

— Да, дела, — произнес в установившейся тишине Старцев. — Я, признаться, поначалу записал его в подозреваемые. Похоже, ошибся…

В общей сложности Егоров общался с инвалидом Хлыновым два с половиной часа. Горшеня за это время облазил весь участок, отыскал описанные Васильковым следы, сделал три десятка снимков, а по возвращении в Управление отдал пленку в лабораторию.

После Егорова к докладу приступил Олесь Бойко.

— Ну а мы сегодня в разъездах спалили бак бензина, — пожаловался он. — В военном комиссариате о «Хорьхе» никаких данных не было. Там у них вообще по технике — ни слова. Только личный состав, уволенный, комиссованный, демобилизованный… Вот, взял на сутки под роспись и личную ответственность.

Он вытащил из планшета картонную папку, в которой оказалось личное дело капитана запаса Хлынова. Старцев с Васильковым с интересом пролистали ее, несколько задержавшись на старой, пожелтевшей фотографии размером пять на шесть сантиметров.

— Вроде он, — неуверенно сощурил глаза Иван.

— Моложе лет на пять-шесть, — согласился Васильков. — А так… и овал лица тот же, и ямка на подбородке. Волосы потемнее и лежат по-другому.

— Ну, это дело моды. И молодости, — вставил Егоров. — Что там по машине? Как он ее приволок в Москву?

Бойко нехотя продолжил доклад:

— По наводке военкома отправились мы в Трофейный комитет при ГКО[11].

— Который в Главном управлении тыла? — встрепенулся Васильков.

— Точно. Оттуда нас пульнули в Центральную комиссию по сбору трофейного вооружения и имущества. Там по нашему запросу ничего не нашли и посоветовали обратиться в Центральную комиссию по сбору черных и цветных металлов в прифронтовой зоне.

— Неужто и такая имеется? — подивился Старцев.

— Так точно. Председательствует в ней товарищ Шверник — милейший человек. Он-то и помог нам разобраться.

— Так-так. И что же вы разузнали?

— В общем, до того как «Хорьх» был переведен в разряд металлолома, он несколько дней находился в ведении полковника Кононова, командира стрелковой дивизии из состава 2‑го Украинского фронта. Дивизия на тот момент стояла в Венгрии, восточнее Будапешта. Как он попал к Кононову, выяснить не удалось. Зато есть информация, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое февраля 1945 года автомобиль был угнан неизвестными лицами прямо от штаба дивизии.

— Постой-постой, — нахмурился Иван Харитонович. — Угнан неизвестными лицами, а потом вдруг превратился в металлолом? Что же, его нашли разбитым, что ли?

Бойко развел руками:

— История об этом умалчивает. Пойми, Иван, они же не контрразведчики, их интересует материальная сторона вопроса. Пропал, а потом всплыл уже на железнодорожной станции венгерского города Веспрем. Мы смотрели по карте — это в тех же краях, где дислоцировалась дивизия Кононова. Причем «Хорьх» был отсортирован комендантом железнодорожной станции как не подлежащий восстановлению.

— Это мы с Сашей слышали от Хлынова. Значит, и здесь он не покривил душой. Все сходится до мелочей.

— Да, выходит, капитан действительно выпросил у коменданта груду металла, — наконец-то дал заднюю вечно сомневающийся Олесь.

Завозившийся на стуле Егоров поторопил:

— Короче, мы с Бойко сработали вхолостую. Теперь твоя очередь, Ваня. Вещай. Мы сгораем от нетерпения.

Иван поставил на подоконник пустую кружку, вытянул из пачки папиросу, дунул в мундштук, закурил. И начал подробно рассказывать о последнем убийстве в Михалковском тупике…

Глава одиннадцатая

Венгрия, район озера Балатон 16 февраля 1945 года

Зимы в Венгрии мягкие, туманные и малоснежные. Раз в несколько лет случаются кратковременные морозы под минус двадцать, озеро Балатон при этом полностью покрывается льдом. В сорок пятом наступавшим советским войскам повезло: зима была мягкой, столбик термометра даже ночью оставался возле нуля.