Я чуть не закричала, когда он наступил на мою босую ногу, но закусила губу. Я с трудом открыла дверь, помогла ему пройти и усадила на кровати. Сходила за свечой и зажгла в его комнате газовую лампу. От него пахло виски и дешевыми духами. На нем была та же рубашка, в которой он уехал из дому. Теперь она была грязная, со следами губной помады у ворота и на груди. Я не хотела бы, чтобы это видела Лайза, поэтому принялась стаскивать с него пиджак и рубашку. А он сидел и раскачивался из стороны в сторону.
— Ну давай, Сэм, — шептала я. — Давай соберись с духом. — Я стащила пиджак и отбросила его в сторону. — Теперь давай рубашку. Нет, нет, не заваливайся. Держи-ка меня за плечи, пока я расстегиваю пуговицы.
— Хочешь мою рубашку? — послушно бормотал Сэм. — Конечно, золотая моя. Возьми… возьми все… лучшая на свете девочка, моя малышка Кейси…
— Прекрати, Сэм! Тихо!
— Ты ведь знаешь все, маленькая леди? Кейси… она самая смелая девушка… в целом свете. Ты знаешь об этом?
— В самом деле, Сэм? Ну что же, пусть так и будет, только продень вот эту руку в рукав. Вот так. И говори потише. — Я наполовину снимала рубашку, наполовину дралась с ним, а он раскачивался из стороны в сторону и мешал мне.
— Влюбился в малышку Кейси… — бормотал он. — Знаешь ли ты об этом? Полюбил… глубоко, будто упал в Гран-Каньон. Хотел… хотел жениться на ней. Теперь слишком поздно… слишком поздно. Но я не должен..: не должен говорить об этом. Шш… ш…
Я, наконец, стянула рубашку.
— Нет, мы с тобой никому не скажем. А теперь давай ложись, Сэм. Нет, нет, вот так. Вот так лучше. — Я подоткнула ему под голову подушку и начала расшнуровывать его ботинки. Не принести ли ему крепкого кофе, думала я, и не умыть ли его холодной водой, чтобы протрезвить; но его дыхание вдруг стало ровным и глубоким, как во сне. Он не проснулся, когда я снимала с него обувь, когда я накрыла его одеялом. Погасив газовую лампу, я взяла свечу и пошла в кухню, захватив его рубашку и пиджак.
В титане была горячая вода. Я отскребла пятна губной помады с его рубашки, почистила губкой с добавлением дизенфицирующего средства пиджак. Я пошла наверх, положила рубашку в корзину с грязным бельем, повесила пиджак на спинку стула в его спальне, а затем вернулась в свою спальню, надеясь, что Сэм назавтра не вспомнит то, что говорил мне ночью.
Когда я следующим утром спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак, из его спальни не доносилось никаких звуков: ничего такого, что говорило бы Лайзе, что Сэм вернулся. Я ничего ей не сказала о ночном происшествии. Когда пришла Эми, я дала ей инструкции по уборке дома, которые всячески отвлекали бы ее от комнаты Сэма; затем пошла запрячь Сэнди в экипаж: пора было отправляться в агентство. В конюшне я не увидела ни лошади ни экипажа Сэма и подумала, что он оставил его в Лондоне. По состоянию его одежды я решила, что он приехал в Гринвич на лодке.
В полдень, возвратившись, чтобы сделать Чеду завтрак, я увидела, что Сэм поджидает меня на пороге входной двери. Он был бледен, глаза его были чуть красными, Сэм помог мне выйти; но на нем была свежая одежда и он был чисто выбрит и вымыт.
— Привет, Сэм, рада видеть тебя, — сказала я. — Чед знает?
Он покачал головой.
— Нет. Все еще спит, я полагаю.
— Сомневаюсь. Он всегда готов к завтраку, когда я подъезжаю в полдень.
— Могу я поговорить с тобой, Кейси? Насчет того, что было ночью?
Теперь мы были в холле, и когда, он закрыл дверь, я сказала:
— О! Значит, ты помнишь?
Он потер лоб и кивнул.
— Помню достаточно хорошо.
— А где Эми?
— Наверху, убирает ваши с Лайзой комнаты.
— Хорошо, спустись в кухню и давай поговорим, пока я работаю.
Он последовал за мной вниз и сел на стул. Я сняла пальто и шляпу и надела фартук.
— Я сожалею о том, что случилось ночью, Кейси, — сказал он. — Прости, мне очень стыдно, что я так напился; но спасибо тебе за то, что приняла во мне участие.
Я решила направить разговор по возможности в другое русло, поэтому сказала с улыбкой:
— Моя не понимай, что твоя говорить.
Он упорно смотрел в пол.
— Ты очень добрая девушка, Кейси, но я не могу отнестись к этому как к случайному происшествию. Ты выйдешь замуж за Чеда, так решено; вот почему я ночью сказал то, чего не должен был говорить. Помнишь?
— Да, но ты был не в себе, Сэм. Я не приняла это всерьез и все понимаю. Будешь завтракать?
— О Боже, нет. Спасибо, золотая моя, не буду. Послушай, раз уж я сказал ночью то, что сказал, могу я спросить тебя? Могу я спросить: ты знала, что я… люблю тебя?
Я положила на сковороду жир и медленно проговорила:
— Я знала, что ты так считаешь.
— Считаю? Ты имеешь в виду, что считаю неверно?
— Подожди. Дай мне все поставить на огонь, а то я что-нибудь перепутаю. Ты можешь пока налить в чайник воды и нарезать хлеб для тостов.
Наступила тишина — наверное, минуты на три. Я молила, чтобы ко мне пришли верные слова, а затем я взяла стул и села напротив Сэма, глядя на него через кухонный стол.
— Будь добр, выслушай меня и попытайся вникнуть в то, что я говорю, Сэм, дорогой.
— Я постараюсь, — кивнул он.