— Вы мне притащили прекрасный случай острого воспаления с загнутым аппендиксом, девушка, — он говорил с раскатистым «р». — Не слишком быстро, правда, но, благодарение Богу, вы тоже открыли глазки, а то этот смешной янки надоедал мне расспросами о вас с тех самых пор, как вы пришли к нам. Я не осуждаю его за это — нет, ведь вы вытащили его с вашей шхуны и волокли через весь остров, этого мне никогда не понять. Да, кстати, и принесло бы это хоть какую-нибудь пользу, если бы я не был здесь, трудно сказать; но я вырезал из него этот бесполезный кусок кишки — иногда я недоумеваю, о чем думает Провидение, помещая эту дрянь в человеческое тело. О, простите, сестра Агнесса, я не хотел богохульствовать; не ослабите ли завязку сорочки вот здесь, чтобы я мог послушать сердце девчушки? Гм-м. Благодарю вас. Гм-м. Как я уже говорил, она — самое здоровое юное животное, какое я когда-либо встречал. Странный цвет кожи для девушки-кули, вам не кажется? Она такая же бледнокожая, как большинство северо-европейцев, живущих в тех частях света, где недостаточно солнца; а цвет глаз и волос, он также не предполагает черного или желтого родителя, правда? Я бы еще поверил, что какой-то белый прижил ее с наполовину белой женщиной — так что если что и доминирует, то кавказская кровь: трагедия для моего образа мышления. Теперь можете завязать сорочку, сестра Агнесса. Она красивая девчушка, хорошего телосложения и, видно, с сильным характером, раз она спасла этого американца. Оденьте ее в достойную одежду, и, может быть, она сойдет за леди.
Он вдруг взглянул на меня колючим взглядом и заговорил, обращаясь прямо ко мне и громко, почти крича:
— Ты чувствовать себя лучше теперь?
О, Габнор, как бы мы посмеялись над ним вместе. Я посмотрела на сестру Агнессу и сказала:
— Моя не понимать, что этот белый говорить.
— Он спрашивает, чувствуешь ли ты себя лучше, Кейси.
Я вновь взглянула на мистера Кэррадайна и кивнула.
— Моя хочу сказать большой спасибо за все, мистер.
Тут дверь отворилась, и вошла девушка-туземка с подносом, на котором были маленькая керамическая миска с бульоном и ложка.
— Ну, вот и бульон, — сказал мистер Кэррадайн, закрывая чемоданчик. — Дайте ей столько, сколько съест, сестра, и проследите, чтобы она пила много жидкости: сока, воды, молока, — все, чего захочет. Вечером — еще бульона, а с завтрашнего дня переведем ее на твердую пищу. А теперь я удалюсь.
И он набрал было воздуху в легкие, чтобы снова заговорить со мной на полукрике, но передумал, взглянул на меня почему-то обиженно и направился к двери.
У меня не было аппетита, но под уговоры сестры Агнессы мне удалось покончить с бульоном. После обеда она вытерла мне лицо и оставила одну. В ту ночь я снова плакала, скорбя о Дэниеле, но когда мне удалось заснуть, то был хороший сон, без всяких тяжких сновидений.
На следующий день я почувствовала голод и хорошо ела. Сестра Агнесса принесла мне послание от мистера Редвинга, в котором тот благодарил меня за то, что я спасла ему жизнь, и выражал надежду, что вскоре ему будет разрешено навестить меня. Днем меня осмотрел мистер Кэррадайн и сказал сестре Агнессе, что бинты с моих рук и плечей можно снять на следующий день.
В ту ночь я спала хуже, возможно, потому, что выспалась прежде. Последние мгновения жизни Дэниела ярко всплывали в моей памяти, и, когда мне удалось отключиться, они сменились тревожными мыслями. Вскоре придет день, когда я не смогу более оставаться в госпитале — но как мне жить дальше, я не могла придумать.
На следующее утро, после завтрака, сестра Агнесса принесла мне бумажную сумку. В ней была одежда, которую я носила в день урагана, рубашка, хлопчатобумажные обрезанные штаны, а также небольшой сверток, завернутый в кусок ткани.
— Мы латали и чинили вашу одежду как только могли, милая, — извиняющимся тоном сказала она, — но, кажется, она пострадала настолько, что больше сделать ничего нельзя.
Я поблагодарила ее и развернула кусочек ткани. В ней лежали мой нож с ножнами, очки для подводного плавания, кожаный кошелек с амулетом. Я совсем забыла, что бросила его в карман, готовясь вытаскивать мистера Редвинга из каюты.
Я прижала браслет с амулетом к груди и молча зарыдала; потом я положила все обратно в бумажный пакет. Теперь в нем были все мои личные вещи — больше у меня ничего и никого нет в целом мире. Я встретила обеспокоенный взгляд сестры Агнессы: боюсь, ей в голову пришла та же мысль.
Не волнуйся за меня, Габнор. Я найду способ заработать себе на хлеб. Лучше это, чем та жизнь, которую я вела в Диаболо-Холле. Все, что угодно, лучше, чем та жизнь.