Злой умысел

Он улыбнулся и протянул ей стопку журналов, которые купил специально для нее. Всю неделю он присылал ей маленькие пустячки в подарок: пижаму, симпатичные тапочки, маленькую подушечку, чтобы подкладывать под шею, одеколон… Это смущало Грейс, но она с изумлением признавалась себе, что ей это необыкновенно приятно. Она рассказала об этом по телефону Винни, и та сразу же закудахтала, словно наседка. Грейс лишь смеялась над ней, называла ее невыносимой и говорила, что она так и умрет романтической мачтательницей. «Разумеется!» – гордо объявила Винни. Она также пообещала навестить девушку в воскресенье.

– Я хочу домой, – печально заявила Чарльзу Грейс.

– Не думаю, что в ближайшие дни расположение светил этому благоприятствует, – улыбнулся Маккензи. Врачи намеревались продержать девушку в больнице никак не меньше трех недель, а это означало, что в свой день рождения Грейс все еще будет валяться на больничной койке.

– И я хочу на работу. – Ее предупредили, что она избавится от костылей не раньше чем через месяц-два, но она все равно решила вернуться на службу, как только ее выпишут. Ей просто нечем было больше заняться. К тому же ей хотелось вернуться в приют Святого Эндрю сразу, как только позволит отец Тим.

– Не торопи события, Грейс. Почему бы тебе не взять отпуск сразу после выписки и не поехать куда-нибудь повеселиться?

Но она лишь расхохоталась:

– Куда? На Ривьеру, например?

Она уже сто лет никуда не выезжала. Пару раз проводила уик-энд в Атлантик-Сити – и все. К тому же отпуска пока не предвиделось – она не проработала еще достаточно времени, чтобы на него претендовать. Грейс знала, что двухнедельный отпуск положен лишь после года непрерывной работы. И она вконец растерялась, когда Маккензи объявил, что фирма берет на себя все расходы, которых не покрывает страховка… Три недели, проведенные в госпитале Белльвю, а также все сделанные ей операции и восстановительная терапия стоили никак не меньше пятидесяти тысяч долларов.

– А почему бы нет? Ривьера – прекрасное местечко. Возьми напрокат яхту, – поддразнил ее Чарльз. – Передохни и развлекись.

Девушка рассмеялась, и некоторое время они непринужденно болтали. Грейс изумлялась тому, как прост он оказался в общении, а ему так не хотелось уходить от нее. Он оставался в палате, когда сиделка ушла перекусить, и даже помог Грейс доковылять до кресла и заботливо подложил ей под спину подушечку. Грейс была бледна и измучена, но смотрела победительницей.

– А как случилось, что у вас нет детей? – неожиданно спросила она, видя, как он суетится вокруг нее. Из него получился бы великолепный отец, подумала Грейс, но промолчала.

– Моя жена терпеть не могла детей, – улыбнулся он. – Она сама хотела быть ребенком. Актрисы в большинстве своем все таковы. А я… я прощал ей эту слабость. – Он слегка смутился.

– Вы жалеете? Ну, что не обзавелись детишками? – Она говорила с ним, как с глубоким старцем, словно изменить положение дел уже слишком поздно. Но Чарльз засмеялся и чуть погодя заговорил:

– Временами жалею. Сначала, сразу после того как Мишель меня оставила, я думал, что вновь женюсь и наделаю кучу ребятишек. Но со временем… Думаю, я слишком разленился для того, чтобы решиться на столь кардинальные перемены в жизни…

Действительно, в последние годы он привык к комфорту холостяцкой жизни и не давал себе труда увлечься кем-то всерьез. Он предпочитал общество ровесников, дорожил свободой и независимостью. Заманчиво было так и прожить остаток дней. Но вопрос, заданный Грейс, позволил ему, в свою очередь, осведомиться:

– Ну а ты сама? Почему ты не хочешь иметь мужа, деток?

За последние дни он многое узнал о ней, но этот вопрос изумил девушку.

– Отчего вы так считаете? – Она прятала глаза и явно была смущена. Но, взглянув наконец ему в глаза, почувствовала, что можно рискнуть и довериться ему. – Как вы об этом узнали?

– Девушки твоих лет не тратят все свое свободное время на благотворительную работу и не якшаются со старыми девами вроде душечки Винни, если собираются подыскать себе мужа. Думаю, я совершенно прав. – Он с улыбкой, но очень внимательно смотрел на нее.

– Да, вы правы.

– А почему?

Она долгое время молчала, прежде чем ответить. Ей не хотелось ему лгать, но правду сказать она еще не была готова.

– Это долгая история.

– Это как-то связано с твоими родителями? – Он не отрываясь смотрел ей прямо в глаза, но взгляд этот был очень добрым. Он успел уже доказать, что ему можно верить и что он искренне желает ей благополучия.

– Да.

– Было… очень плохо?

Она кивнула, и сердце Чарльза преисполнилось жгучей жалости к ней. Ему делалось больно от одной мысли о том, что кто-то причинил ей боль.

– Тебе помог кто-нибудь?

– Долгое время – никто, а потом… было уже слишком поздно. Все было кончено.