Злой гений Нью-Йорка

— Мой дорогой друг, ставшая притчей во языцех «длинная рука его величества случая» не может простираться до бесконечности. Есть и другие законы, основанные на математических формулах. А наша ситуация, как мне думается, гораздо более сложная, чем может показаться на первый взгляд. Вот, например, вы мне по телефону говорили, что последним, кто видел Робина живым, был некий господин по фамилии Сперлинг.

— Именно так. Но какое эзотерическое[1] объяснение вы найдете этому факту?

— Наверное, вы знаете, как слово «сперлинг» переводится с немецкого? — елейным голосом проговорил Вэнс.

— Допустим, в школу я ходил, как и все остальные, — недовольно пробурчал Маркхэм, но уже в следующую секунду глаза его округлились, а тело неестественно напряглось.

Вэнс подвинул к нему поближе словарь немецкого языка.

— Ну, все равно, посмотрите еще раз. Мы должны все перепроверить. Сам я в словарь уже заглядывал. Я испугался, что это воображение играет со мной злую шутку, и потому предпочел воочию во всем убедиться и увидеть это слово напечатанным черным по белому.

Маркхэм молча раскрыл книгу и быстро пробежал глазами нужную страницу. Несколько секунд он сверлил взглядом одно-единственное слово, а потом решительно поднялся со своего места, словно пытаясь стряхнуть с себя некое наваждение, завладевшее его сознанием. Когда он заговорил, в голосе его прозвучали вызывающие и даже воинственные нотки:

— «Сперлинг» значит «воробей». Это каждый школьник знает. Ну, и что с того?

— Повторюсь, я всего лишь хотел убедиться в этом лишний раз. — Вэнс прикурил очередную сигарету. — Между прочим, каждый школьник помнит и стишок, который называется «Смерть и похороны малиновки», верно?

Фило окинул своего друга страдальчески-насмешливым взглядом. Тот стоял неподвижно, уставившись на освещенную весенним солнцем улицу. Вэнс продолжал:

— Ну, так как вы не очень сильны в детской классике, позвольте мне самому процитировать первое четверостишие данного шедевра.

Когда Фило прочитал наизусть знакомые с детства строчки, я почувствовал, как по моей коже побежали мурашки, словно от соприкосновения с невидимым призраком.

«Кто малиновку убил?» —
«Я, — чирикнул воробей. —
Приказал себе: убей!
Взял свой лук и застрелил».

Глава II На стрельбище

Суббота, 2 апреля, 12:30

Маркхэм медленно окинул взглядом своего друга.

— Это же сумасшествие, просто безумие какое-то! — заметил он тоном человека, которому пришлось наяву столкнуться с воистину непостижимым ужасом.

— Что я слышу?! — с притворной обидой в голосе воскликнул Вэнс. — Это уже плагиат — я первый это сказал. (Подобными шутками он пытался отделаться от недоумения и растерянности, которые всех нас застали врасплох.) — Кстати, здесь должна участвовать еще и возлюбленная несчастного птенца малиновки. Помните, какое там было продолжение? — И он зачитал еще одну строфу:

Кто же будет горевать?
«Я, — ответила голубка, —
Без него мне просто жутко,
Буду плакать и страдать».

Маркхэм, вздрогнув, принялся барабанить пальцами по столу.

— Боже мой, Вэнс! — воскликнул он. — Девушка в этом деле, разумеется, тоже присутствует. Кстати, я не исключаю и того, что причина всего — ревность.

— Вот это да! Подумать только, теперь преступление становится живой иллюстрацией глупого детского стишка! Впрочем, нам от этого не легче. Кстати, придется поискать еще и муху.

— Какую муху?

— Если быть точным, то по-латыни это насекомое зовется так: «Musca domestica». Милый мой Маркхэм, неужели вы все забыли?

Кто же видел все, друзья?
Муха закричала: «Я!
Я все видела сама,
Чуть я не сошла с ума!»

— Ну-ну, спуститесь с небес на землю, — резко заметил прокурор Фило. — Это не детская игра, а вполне серьезное дело, черт возьми.

Рассеянно пожав плечами, Вэнс ответил:

— А вам известно, что зачастую детская игра — это как раз и есть самое серьезное дело всей жизни? — Голос его звучал как-то глухо и отстраненно, будто он думал совсем о другом. — Не нравится мне все это, ой как не нравится! Здесь чувствуется присутствие ребенка или выжившего из ума старика. — Он затянулся сигаретным дымом и в отчаянии махнул рукой. — Ну что ж, давайте перейдем к деталям. Нужно же мне узнать, что за почва у нас под ногами, раз вокруг творится непонятно что.

Маркхэм, снова устроившись на стуле, сообщил следующее:

— К сожалению, мне известно не так-то много. Практически все это я уже успел сообщить вам по телефону. Профессор Диллар позвонил мне незадолго до того, как я связался с вами.

— Диллар? Профессор Бертран Диллар?

— Он самый. Трагедия произошла в его доме. Так вы с ним знакомы?

— Только заочно. Мне он известен как великий ученый-физик. У меня в библиотеке есть почти все его научные труды. Так это он вам позвонил?