Весьма вовремя в голове вспыхнули картинки, напомнившие о судьбе почивших бойцов. Повинуясь внезапному, инстинктивному порыву, Злой вдруг отбросил оружие — и кубарем откатился в сторону. Следом метнулся и Цербер. В то же мгновение что-то огромное и неимоверно тяжелое рухнуло аккурат туда, где только что со своим пулеметом располагался Злой. Гнилая почва фонтаном брызнула во все стороны.
Наверное, это была одна из титанических конечностей разъяренного монстра, рассмотреть которого в этом мутном киселе не представлялось возможным. Эта громадная, размытая тень казалась воплощением злобного божества, всесильного тотемного идола этого мира.
Злой знал, что перед этим монстром он — как на ладони.
Чудовище видит его.
Чует.
Оно пришло, чтобы сожрать его. А может, просто убить — приводя в равновесие силы этой Злой Тверди.
И жить оставалось какие-то секунды — потому что убежать от чудовища невозможно.
Злой замер, как безмозглый кролик под взглядом анаконды, и равнодушно ощутил, как что-то огромное склонилось над ним, почувствовал, как на голову обильно закапала слюна из огромной голодной пасти…
Он тупо посмотрел на бесполезный «скорпион» в своих руках, за который все еще цеплялся как за спасительную соломинку, с отвращением отбросил его в сторону. Последнее, на что еще был способен Злой, — это устало думать. Он вспомнил, как шарахались от него твари в той, воистину Тихой Тверди, и из последних сил отправил чудовищу мысленный приказ:
«Убирайся!»
Но эта тварь была настолько же чудовищной, насколько и тупой. Она казалась совершенно непрошибаемой для психического воздействия. И когда Злой понял, что никакими уговорами, никаким оружием — ничем — не одолеть всю эту необузданную звериную мощь, в нем будто что-то взорвалось.
…Его руки слишком слабы, зубы мелки, и реакция не идет ни в какое сравнение с возможностями самого слабого из всех этих кровожадных мутантов.
…И сейчас, прямо в эту минуту, ему придет конец.
Пустой, бездарный конец невероятно длинного, почти бесконечного пути. Все его предназначение — если оно вообще есть — растворится в желудке безмозглой гигантской особи.
Его скрутило от ненависти.
Неконтролируемой, совершенно невыносимой, поглощающей все существо ненависти — как тогда, в лаборатории.
Злой заорал, словно от раздирающей изнутри боли. Это и была боль — боль, рвущая душу. Он сам стал этой ненавистью, физически ощущая, как хлынули от него во все стороны отравленные черные волны.
Толпы хищников отшатнулись от него, будто от опасной ядовитой гадины. И это гигантское, наверное, самое свирепое и живучее существо в недрах этого ада вдруг прервало выделение слюны и желудочных соков. Возможно, даже потеряло аппетит.
Даже для самых кошмарных мутантов его ненависть была слишком уж омерзительной. Злой корчился от необъяснимой психической боли, уже не думая о внешней угрозе.
Внутри себя он увидел нечто неимоверное, более страшное. Он катался в грязи, схватившись за раскалывающуюся голову, в ужасе задавая себе вопрос — что же такое он сам?!
С кем он мог сравнить себя? Со скунсом, в целях защиты испускающим нестерпимое зловоние? С каракатицей, окутывающейся непроглядной чернотой испускаемых в воду чернил? Все это слишком обыденно, не применимо к уродливому миру мутантов.
Он оказался достойным своих врагов.
Он сам был монстром.
6
До этого туннеля Злой добрался, словно в бреду. Он перестал бороться за жизнь, защищаться. У него попросту не осталось сил, будто его выкрутили, как грязную тряпку. Впрочем, теперь не было необходимости ежесекундно бороться за выживание — мутанты сами стали сторониться его, словно он вмиг стал несъедобен.
Словно вообще перестал быть живым существом.
Так Злой и шел вслед за неутомимым Цербером — будто окруженный невидимым защитным полем.
Он не помнил, как разыскал проход в последний котлован. Наверное, его привел Цербер. Мощные железные двери открыл совершенно машинально — просто повиснув на рычаге — и так же, на «автопилоте», преодолел последние метры. На пороге зловещей Черной Тверди Злой так и не смог взять себя в руки. А просто, обессилев, рухнул на бетонное покрытие.
И потерял сознание.
…Очнувшись, Злой некоторое время не желал открывать глаз. Хотелось думать, что происшедшее — просто ночной кошмар. Надо только полежать немного, и все пройдет само собой. Он откроет глаза — и увидит утреннее солнце за окном. Потянется, зевнет, кряхтя, встанет с кровати, наденет теплые тапочки — и поплетется на кухню, откуда уже тянет ароматным кофе, приготовленным заботливым автоматом…
Но не надо было открывать глаза, чтобы все эти иллюзии бесследно рассеялись. Пахло вокруг отнюдь не кофе.
Несло разложением.
Глаза распахнулись сами собой, и тут же включился в работу мозг, успевший, видимо, восстановиться для новых убийственных впечатлений.
Злой понял, что не в состоянии двигать руками и ногами, — словно на него была натянута смирительная рубашка. Голова, впрочем, вращалась свободно, и он огляделся.